Страсти по Драко
Глава 14. Колыбельная
Автор: aguamarina (aguamarina@mail.ru)
Название: Колыбельная
Персонажи: Драко Малфой, Нарцисса Малфой
Рейтинг: G, мини
Жанр: общий
Статус: закончен
Количество глав: 1
Summary: Однажды всем приходится взрослеть… Совершенно НЕгарридрака)) Серьезно. Время действия – последние дни пятого курса.
Disclaimer: и не мое, и не надо, и не уговаривайте…))
Размещение: предупредите
Драко казалось, что он прекрасно держался, получив от Снейпа известие об аресте отца. И его одногруппники тоже так считали. Они думали, что он как никогда разозлился на Поттера, и охотно поддерживали планы мести. О да, Драко отлично владел собой.
Конечно, если бы Драко спросил мнение Снейпа, ответ зельевара мог бы сильно разочаровать его. Профессор, разумеется, заметил и дрогнувшие губы Малфоя-младшего, и его мгновенно окаменевшее лицо, и растерянность, вкупе с недоумением затопившую серые глаза при известии о Люциусе. И уж, конечно, он бы напомнил Драко о его возгласе: «Не может быть!», возгласе, ничего общего с контролем над чувствами не имевшим. Но Драко, конечно, не могло придти в голову задать профессору подобный вопрос, и наблюдения Снейпа никогда не были озвучены.
Оставшиеся до отъезда домой дни Драко ненавидел Поттера так, как никогда раньше, и тратил на это все имевшиеся у него силы без остатка. Потому что когда голова была занята планами мести гриффиндорцу, в ней не оставалось места для мыслей о том, как же получилось, что Люциус Малфой – всесильный, неуязвимый и могущественный – оказался в Азкабане. Драко всегда был уверен, что с отцом ничего случиться не может. И с их семьей ничего случиться не может, пока отец с ними. И он не уставал произносить все новые и новые оскорбления в адрес Поттера, потому что стоило ему замолчать и отвлечься, как сердце сжимал тягучий, горячий ужас. Он не мог и не хотел представлять свой дом без отца. «Он вернется, непременно вернется, и очень скоро», - повторял Драко вслух – для окружающих и мысленно – для себя. Помогало плохо и ненадолго. Он сказал это и Поттеру – и на миг ощутил удовлетворение, увидев неприкрытую ненависть на лице Мальчика-Который-Выжил. Да, это было приятно – видеть простое и понятное чувство, на которое несложно было ответить столь же чистой и искренней ненавистью, так непохожей на тягостное ощущение неопределенности, владевшее Драко в это смутное время. Ему казалось, что он никогда больше не попадет домой; или что отца приговорят к Поцелую; или что Малфой-мэнора вообще больше не существует, потому что их дом не мог быть домом без Люциуса. Драко старался как можно больше бывать на людях в эти дни. Он боялся ночей, когда в отчаянии прижимал ко лбу сжатые кулаки, и не мог ни заснуть, ни заплакать. Ему было гораздо легче выглядеть презрительным, уверенным и злым в кругу друзей-слизеринцев; но носить маску наедине с собой он еще не умел, и, оказавшись в ночной тьме, среди спящих одногруппников, становился тем, кем и был на самом деле, - растерянным и напуганным шестнадцатилетним подростком, мир которого вдруг лишился главной своей опоры.
В поезде Драко неожиданно охватило нетерпение. Он ехал домой, в Малфой-мэнор, такой любимый, такой надежный. Пусть сейчас там нет отца, но есть мама, есть родные стены, есть домашнее тепло, привычный уют и покой. Драко невыносимо захотелось оказаться дома – мама обнимет его, скажет, что все в порядке, поцелует перед сном… и еще… Конечно, это глупо выглядит в шестнадцать лет, и отец бы не одобрил… но ведь один раз можно – когда ему так плохо… Он попросит маму спеть колыбельную – ту, под которую он засыпал в детстве; и мир снова встанет на свое место. При этой мысли Драко впервые за много часов почувствовал, что спокоен не для вида, а на самом деле, и подбил Крэбба с Гойлом на вылазку против Поттера. Но место для нападения они выбрали неудачно – и Панси вместе с другими пришлось долго снимать с их троицы заклятия, так что оставшееся время пути пролетело незаметно.
Но на вокзале Драко встретила не мама, а домовик с порт-ключом, и это было плохо. И стало совсем плохо, когда Драко переступил порог дома. Нет, Малфой-мэнор был по-прежнему великолепен – вышколенные домовики справлялись с текущими обязанностями, но ужин не был заказан, комната для Драко не была приготовлена, и мама не вышла быстрым шагом ему навстречу из большой гостиной, как обычно. Бросив в холле чемоданы и дорожную мантию, Драко стал искать ее, с каждым мгновением все сильнее испытывая желание прижаться, вдохнуть знакомый с детства запах и расплакаться, сбросив с плеч невыносимый груз и почувствовав себя пятилетним малышом. Это было слабостью, недопустимой слабостью – но Драко не мог больше бороться, ведь он и был всего лишь ребенком, и он отчаянно нуждался в поддержке. Он хотел видеть, как мама улыбнется, как покачает безупречно причесанной головой, как скажет, что все это недоразумение, которое вскоре разрешится и отец вернется. И мир для Драко вновь встанет на привычное место.
«Мама!» - воскликнул он, наконец обнаружив Нарциссу Малфой в спальне, освещенной лишь пламенем камина. Она сидела на кровати, чего никогда не позволяла себе раньше, и порывисто вскинула голову навстречу сыну. «Ты приехал?!» - радостно-удивленно спросила она, и Драко понял, что мама забыла о том, какое сегодня число. Она тут же поднялась и повела его в столовую, торопливо говоря, что немного потерялась во времени и забыла об ужине, но сейчас непременно все исправит. Столовая была ярко освещена, и Драко, ощущая себя летящим в бездонную пропасть, увидел, что мамино платье измято так, будто она спала прямо в нем и не одну ночь, волосы явно не видели сегодня расчески, а бледно-голубые глаза покраснели и опухли. «Мама?» - сказал он, чувствуя, как ускользает его последняя опора. Нарцисса замолчала на полуслове, уставившись в окно, а затем боком, неловко опустилась на ближайший стул и залилась слезами. «Хозяйка все время теперь так, сэр», - виновато заметил домовик, торопливо накрывавший на стол. «Я… пойду переоденусь», - пробормотал Драко, не имея понятия, что он должен делать и как вести себя теперь. У себя в комнате он растерянно уставился в сумерки за окном. Сквозь хаос чувств единственной реальностью пробивались воспоминания…
…Драко девять или десять лет, и отец учит его накладывать Защитные заклинания на ограду поместья. У Драко что-то не получается, и он капризничает.
- Па-ап, зачем? Ты же лучше это делаешь. Давай, я не буду, давай, я выучу что-нибудь другое…
- А если меня не будет? – серьезно спрашивает Люциус – он всегда говорит с сыном, как со взрослым. – Кто тогда защитит Малфой-мэнор?
- Как это «не будет»? – не понимает Драко. – А куда ты денешься? – с детской непосредственностью интересуется он. Люциус слегка улыбается.
- Допустим, я заболею или уеду… надолго, - говорит он. – И кто сможет меня заменить? Только ты. Знаешь, почему?
- Да. Потому что я наследник! – радуется Драко тому, что знает ответ на вопрос.
- Правильно. А быть наследником не только приятно, но и ответственно, - легко щелкает его по носу отец. – Поэтому давай-ка учить заклинание.
Драко честно пытается, но все равно ничего не выходит. Его личико начинает кривиться в преддверии близкого плача.
- Драко? – предупреждающе говорит отец. Драко старается удержать слезы, но не слишком усердно. Вдруг перед его носом оказывается зеркальце, и Драко видит собственное лицо, покрасневшее, несчастное, с надутыми губами и дрожащим подбородком.
- Нравится? – спрашивает отец. Драко мотает головой. Конечно, нет.
- Запомни, - Люциус присаживается перед сыном и, приподняв его подбородок, заставляет посмотреть прямо в глаза. – Запомни, сын: никто и никогда не должен видеть тебя таким. Никто не должен видеть твоей слабости. Потому что когда человек слаб, его можно ударить безнаказанно. Понимаешь?
Драко кивает… и все-таки решается спросить.
- А если… а если очень плохо… что делать?
- Можно, к примеру, зелья варить, - смеется таким родным – негромким и глуховатым – смехом отец. – Приготовление сложного зелья требует внимательности и сосредоточенности – это тебе профессор Снейп в Хогвартсе еще расскажет, - а когда у тебя заняты ум и руки, чувства можно загнать очень глубоко внутрь. Понятно?
Драко снова кивает, забыв, что собирался плакать.
- Тогда – заклинание…
…Отвлекшись на воспоминания, Драко забыл, что был на грани слез. Занять ум и руки… Драко подумал о том, заказала ли Нарцисса продукты для его дня рождения, до которого оставалось рукой подать. Необходимо будет, как всегда, одолжить у родственников дополнительных домовиков, чтобы украсить поместье и достойно принять гостей. Никто не должен заметить, что жизнь семьи Малфоев пошатнулась; нет, отсутствие отца должно выглядеть нелепой случайностью, временным недоразумением, не более того. Потом нужно будет встретиться с управляющим банка и узнать, как обстоят дела с их счетами – Драко не разбирался еще во всех тонкостях управления и приумножения семейного капитала, но с азами финансовых дел был знаком. Нужно будет переговорить с друзьями отца – может быть, кто-то знает, что нужно сделать и кому заплатить, чтобы Люциус вышел на свободу. И, в конце концов, почему до сих пор не накрыто к ужину?
Драко вернулся в столовую и холодным отцовским тоном заставил домовиков шевелиться. Не то чтобы это было так уж необходимо, но он почувствовал себя лучше… Он настоял на том, чтобы Нарцисса доела свой салат, а позднее - выпила ромашковый чай. Она пила его в кабинете Люциуса, где Драко разбирал отцовскую почту. Он растерялся, не зная, что делать с некоторыми письмами, не касающимися, по всей видимости, официальной стороны дел Малфоя-старшего, и в итоге решил отложить эти свитки. Отец вернется и сам их вскроет. Нарцисса уютно свернулась в кресле, забравшись в него с ногами, - такого ее поведения Драко тоже никогда не приходилось видеть, - и наблюдала за сыном сонными глазами. Драко подошел и присел рядом на широкий подлокотник.
- Спи, - сказал он, погладив мать по голове, по длинным, светлым шелковистым волосам. Отличительная черта их семьи, которой Драко всегда гордился. Нарцисса моментально, как будто только и ждала этого, склонила голову набок и закрыла глаза, чуть улыбнувшись. Под глазами лежали темные тени, как синяки на тонкой белой коже. На самом деле Драко выглядел не лучше, но не догадывался об этом. Он посмотрел на заснувшую мать, чьи ресницы, кажется, еще были мокрыми от недавних слез, и тоже улыбнулся уголками губ. Немного смущенно, совсем тихо, прерываясь на середине строчек, он стал напевать – для нее, для себя, для них обоих – колыбельную: ту самую, в которой мир незыблемо стоял на своем месте и все в нем было хорошо…
T H E E N D
|
