Ластик (Все пределы меня)
Глава 8.
Это больно? Больно? Как это больно? Насколько это больно? Хочешь еще? А? Ронни, не слышу тебя!
Ты забился в самый дальний угол своего уютного мирка, который удачно выполняет функцию точки опоры, за которую ты схватился обеими руками, чтобы выжить и не слететь с катушек. Там хорошо. Там нет никого, кроме тебя и твоих желаний. И ты рисуешь себе картины, где нет всего этого ужаса, где нет его. Омерзительного чудовища, на которое ты, кстати говоря, похож.
Он.
Драко Люциус Малфой.
Парень, который отымел тебя.
Ну же, признайся! Тебя сломали! Бах… переломили твой хребет пополам! И что ты теперь будешь делать? А? Ну, признайся! Будешь каждый раз ложиться под него по любой прихоти этого мудака? Или будешь?.. А, собственно, что тебе еще остается?
Хотя, стоп!
Мы ведь уже выяснили, что единственный мудак здесь – это ты.
Ты – мудак! (повторенье – мать ученья)
Ты хочешь быть другим?.. Хочешь, чтобы он оказался другим?
Ха! Ты бредишь!
Ты уже не понимаешь себя. Твои мысли перепутались, а единственное желание, которое отчетливо вибрирует в твоем мозгу – это сдохнуть.
Так почему бы не перерезать себе вены? Выпрыгнуть в окно? Есть много классных способов. Будь мужиком, сделай с собой уже хоть что-нибудь! Таким не место в этом мире! Неудачникам, которые трахали свою сестру, которые подставлялись сами!
Ты стонал под ним?
Нет?
Или?
Боишься предположить… Боишься вспомнить….
Его губы… Теплые… Влажные…. Язык, который так легко проник в полость твоего рта. Руки…
Ты закрываешь глаза и облизываешь пересохшие губы. Гермиона гладит тебя по волосам. Кончики её пальцев нежно-нежно касаются тебя. Она вся такая… будто соткана из призрачно-белого света. Твоя фея. А ты раб у её ног.
Раб и предатель.
Иуда.
– Рон, что с тобой происходит в последнее время? – спрашивает она.
– Все хорошо, – ты неумело врешь. Ты просто не умеешь лгать.
– Я же вижу.
– Все в порядке, правда.
Она качает головой, с укором глядя на тебя.
А ты зажмуриваешься, чтобы не видеть этого. Чтобы перестало щипать глаза. Чтобы она не узнала самую страшную тайну. Чтобы она не узнала тебя настоящего. Ронни, ты у нас самый настоящий лицемер. И трус.
– Правда, все хорошо… – пытаешься улыбнуться, но выходит слишком вяло.
Ты столько раз думал о том, чтобы бросить её. Уйти…
Но ты не можешь.
Твой рай.
Единственная обитель.
Если ты потеряешь её – точно умрешь.
Пока она с тобой, у тебя есть шанс на спасение.
Она и есть твой шанс.
Твоя милая девочка.
Красавица и чудовище – это история про вас.
Она наклоняется и целует тебя. Её поцелуи всегда такие нежные. Но вместо ощущения счастья ты испытываешь панический ужас, потому что в твоем искалеченном сознании её губы подменяются его губами. И тебе кажется, что это его тонкие длинные пальцы схватили тебя за волосы. Что это его язык проникает в твой рот. Что это его голосом шепчет любимая:
– Я хочу тебя, – и при этом смущается. Карие глаза блестят в приглушенном свете этой комнаты шоколадным блеском. Такая теплая.
И ты спишь с ней, думая о том, как было бы чудесно, если бы на её месте оказался он.
Ставишь Гермиону раком и начинаешь свою ролевую игру. Ты маленький извращенец. Хочешь втянуть во все это её?! Она стонет под тобой во весь голос. И ты называешь её маленькой чистокровной блядью.
Точка.
Она не услышала тебя. Слишком погрязла в ощущениях.
Точка.
Ты сам отстраняешься от неё и уходишь.
Она не понимает.
Точка.
Может пора уже это все закончить?
Финал!
Ну, поставь же ты долгожданную точку в конце этой истории!
– Рон, в чем дело?
– Прости, – шепчешь ты и обнимаешь её. – Я не знаю… Мне просто стало плохо…. Давай закончим на сегодня….
Она кивает. А ты одеваешься и уходишь.
Она знает, что ты не умеешь врать.
Ты пулей летишь в комнату для мальчиков и прячешься под одеяло. Скорее в свой маленький уютный мирок, где нет его и этого бескрайнего ужаса. Он и есть бескрайний ужас. Бескрайний ужас творится в его постели, и бескрайнее блаженство тоже.
Педик.
Тебе стыдно, мерзко от самого себя.
Ты себя ненавидишь.
* * *
Миллионы людей гордо заявляют: «Я ненавижу себя! Я ненавижу свою жизнь!». Они кричат об этом на всю улицу, пишут в своих дневниках, которые выставляют на всеобщее обозрение. Они ждут, когда ты сообщишь им, что они не такое уж и говно. Что их жизнь не так уж и плоха.
Но ты не такой, как все эти люди.
Ты хороший!
Для всех…
Ты улыбаешься, шепчешь, что все хорошо, смеешься. Нагло врешь и предаешь их веру.
Ночью ты идешь к своему ублюдку-слизеринцу и трахаешься с ним.
Утром снова все хорошо. Все прекрасно.
Бесконечная игра в хорошего парня, преданного друга и верного возлюбленного кончается лишь с наступлением тьмы, когда взгляд серых глаз сдирает с тебя маску. Ты готов кричать и биться в истерике. Ты готов умереть.
Поправка. Ты хочешь умереть.
Ты действительно себя ненавидишь. Ты не кричишь об этом на всю улицу, не пишешь на обгорелых клочках бумаги, не произносишь этого вслух. Твоя ненависть молча съедает тебя изнутри, выгрызает тебя.
Так проходит целый месяц.
День за днем, одна серость сменяет другую, одна ночь с ним сменяется снова ночью в его холодной постели. Ты привык просыпаться и засыпать рядом с его красивым телом, ощущать прикосновение его длинных изящных пальцев, чувствовать его запах.
Ты привык быть с ним.
Ты привык лгать, привык говорить: «все хорошо» и прятать свои чувства за глупой улыбкой.
Ты привык себя ненавидеть.
Человек привыкает ко всему.
И ты привык.
Ты идешь по длинному коридору. Он совершенно пуст. В самом его конце открывается дверь. И ты видишь его, направляющегося к тебе.
Ты не удивлен.
Это снова он. Еще одна ваша неслучайная встреча.
Драко подходит, молча достает из сумки тетрадь и отдает тебе.
– Держи, Уизли, – произносит он. – Ты мне надоел.
Это её дневник.
Дневник твоей шлюхастой сестренки.
Ты побелел, кровь моментально отлила от лица, руки судорожно вцепились в книжонку.
Почему сейчас? Почему он её отдал?!
Ах, да… Ты ему надоел.
Надоел.
Надоел.
Надоел.
Надоел.
Это дойдет до твоего тупого мозга?
Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел. Надоел.
Дошло?
Тебя выкинули, ты больше не нужен. Заработал на долгожданную тетрадь – теперь будь счастлив.
Ты счастлив?
Ты трясешь головой. Открываешь последнюю страницу:
«Это было ужасно…»
Ты на секунду закрываешь глаза.
Теперь все кончено. Никто не узнает о том, что произошло. Больше не будет доказательств. Никаких доказательств, что ты трахал свою сестру. Никаких доказательств твоего падения.
Теперь все хорошо.
Малфой смотрит на тебя. Он еще здесь. Еще не ушел.
– Все кончено, Уизли, – произносит он одними губами. – Можешь делать, что хочешь….
Ты сглатываешь.
А потом разворачиваешься и уходишь.
Быстрее.
Дальше.
Как можно дальше.
У тебя в руках твоя жизнь.
Быстрее, в гриффиндорскую гостиную. Камин. Огонь.
Бах.
Дневник охватило пламя. Огонь медленно поедает свидетеля твоего преступления.
Спустя несколько минут он сгорает. Остается лишь пепел. Бумага, на которой было выведено твое проклятье, больше не существует. Теперь ты вне досягаемости.
Теперь точно все.
Должно прийти облегчение.
Ты опускаешься в ближайшее кресло. Закрываешь глаза, чтобы не дать волю слезам. Сжимаешь кулаки так, что костяшки пальцев белеют. И пытаешься понять, что произошло.
Неужели все?
Драко Малфой отдал тебе дневник. Это не укладывается в твоей голове?.. Ты ему надоел. Что ж, так бывает. Ты готов с этим согласиться и не готов это оспорить.
Драко Малфой – человек слова.
Его любимая игрушка наскучила. Больше не было сил возиться с тобой, жалкий придурок, и он вернул причину вашей близости назад. Хотя какая близость? Телесная?
Мерлин, Ронни, ты же мечтал убить этого мерзавца вместе с собой? Сброситься на пару с Астрономической башни! Ты помнишь?
Ах, да…
Ты привык к нему.
К его прохладно-насмешливому отношению. К его дорогой одежде, к его парфюму, запаху волос, к тому, как он будил тебя по утрам, как трахал. К этому ты тоже привык. Человек ко всему привыкает.
Только скажи, что тебе будет не доставать его?
Щас…
– Сдохни, выродок… – шепчешь ты.
Правильно, ведь он заставил тебя страдать. Он заставил тебя привыкнуть к этой ужасающей ситуации. Он заставил тебя даже забыть о том, что ты сделал.
Если бы у тебя в руках был бокал вина, ты бы осушил его одним глотком. Но его нет. Приходится жадно глотать воздух. Давиться им, его раскаленным вкусом, и пытаться дышать всей грудью.
Потому что все позади.
Все.
Финита.
Ты свободен.
Джинни подходит к тебе, берет за руку и спрашивает, как дела.
Ты смеешься.
Злой дикий хохот вырывается из твоих уст.
– Все хорошо. Я сжег его.
– Дневник? – её глаза расширяются.
Глупая сука.
– Да. Он отдал его.
Она сглатывает.
– Ты читал?
– Нет, просто сжег.
Сестра отводит свои бесстыжие глаза в сторону. Они такого же бесстыжего цвета, как и у тебя.
– Ясно.
– Значит, все кончено?
– Да. Осталось просто забыть…
Она уходит.
Если бы это можно было забыть…
|
