Ластик (Все пределы меня)
Глава 10
Удивительно солнечный день. Твоя фея лежит рядом с тобой на зеленой траве и цитирует реферат по зельям. Она делает это легко и непринужденно, словно перед её взглядом застыли свитки, на которых строчки сменяются друг другом, и она зачитывает их вслух. Её каштановые локоны переливаются золотыми искрами. Черные ресницы опущены вниз. Она выглядит такой безмятежной. Только губы шевелятся, изрекая поток слов, из которых ты половины даже не знаешь.
Гарри сидит рядом с вами, болтая с Дином и…
Твоей сестрой. Этой маленькой сучкой, на которую ты стараешься не смотреть.
– Ты думаешь? – она смеется, запрокидывая голову.
Выставляет напоказ свою лебединую шею. Парни неотрывно следят за каждым её движением. За тем, как она касается волос, как белозубый рот приоткрывается в улыбке, как тонкие пальчики касаются глубокого выреза на джемпере. Она соблазняет этих идиотов, а они даже не догадываются. Тупые похотливые животные, дыхание которых участилось. Они стыдливо опускают глаза, стараются придать лицам невозмутимое выражение, но получаются только глупые улыбки и нервные смешки.
– Да, они точно победят!
Она снова смеется.
Короткий взгляд в её сторону – и ты переполнен отвращением к ней и самому себе.
К содеянному.
– Рон, ты меня слушаешь?
Твоя фея открывает глаза и с укором смотрит на тебя.
– Внимательно.
Она снова пускается в свой пространный монолог, который из присутствующих понятен только ей одной.
– Завтра будет матч, – Гарри обращается к тебе.
Гермиона снова открывает глаза и замолкает. Она прекрасно понимает, что сейчас в очередной раз будет разговор о предстоящем состязании Гриффиндора против Слизерина.
– Ты думаешь, я не в курсе? – улыбаешься.
– Конечно, в курсе. Просто, Рон, мы должны победить!
– Расслабься, мы обязательно победим, ведь у нас есть ты! – Дин встревает в разговор.
По-правде, его мнение здесь мало кого интересует. И ты это хорошо знаешь.
Кончики твоих губ трогает усмешка.
Вы все отличные лицемеры. Лгуны и лгунишки. Кричите о своей дружбе направо и налево, похваляетесь ей перед каждым встречным, а на самом деле не цените никого, кроме себя и малого круга людей, от которого вы просто зависите. Гарри зависит от тебя и Гермионы, ты зависишь от Гермионы и Гарри, Гермиона зависит от тебя и Гарри. Поэтому вы вместе. Вам это привычно.
Сожаление на миг застывает на дне твоих глаз.
Нет, все эти мысли…. Они неправильные. Они не про вас.
Вы ведь хорошие мальчики и девочки. Все такие…
Гарри – отличный друг и товарищ, добрый малый, Гермиона – богиня, твоя фея… Ты и твоя сестра… сильно выбиваетесь из этой концепции! А что, если они тоже? Что, если эти святые люди… Нет! А вдруг?! А все же?!
Ты готов громко и истерично хохотать.
Ты запутался.
После всего кошмара, который ты пережил, ты теперь не знаешь ничего о себе и других и, в тоже время, знаешь все. Словно с твоих глаз содрали пелену, очки, и теперь твоему рентгеновскому зрению, проникающему в их кишки, ничего не мешает. Ты видишь всю их гниль, все их дерьмо, всю фальшь…
И….
Ну же, Ронни!
Неужели в этих людях нет ни капли от неба?
Неужели этой капли нет в тебе?
Твой пульс замедляется, ты готов погрузиться в анабиоз. Медленно, но верно затеряться в текучем ходе своих мыслей. Остаться навсегда со своими размышлениями, которые пропитаны вонючими испарениями твоего отравленного сознания. Твои дни стали похожи на вечное ожидание хрен знает чего и хрен знает зачем.
Ты затерялся.
Потерялся в пути, среди множества дорог, среди множества лиц, взглядов, улыбок, среди правды и лжи. Среди ожидания счастья и понимания, что его никогда не будет. Ты застрял где-то между «да» и «нет».
Днями ты молишься на свою фею и на ваше будущее, которому суждено быть. А ночами, когда трахаешь её, думаешь о другом.
В этом стыдно признаваться себе.
Да, храбрый гриффиндорец?
Да, хороший мальчик?!
Драко Малфой – это все.
Драко Малфой – это все, что ты так сильно ненавидишь. Все, что ты сильно ненавидишь – это он. Паскудная тварь…
Ты крепко зажмуриваешь глаза, словно от яркого солнечного света, пытаясь вытравить воспоминания, которые нахлынули на тебя. Но они не сдаются, жестко бьют тебя по лицу, острыми когтями царапают кожу и сердце.
Тебе больно в области груди.
Почему?
Зачем?
Ронни, уже пора очнуться от этого кошмара! Проснись!
Ты чувствуешь себя так, словно тебя обокрали, раздели догола, а потом выкинули на улицу… Примерно так и было. Он проделал все это с тобой. Украл твою самую страшную тайну, раздел в своей постели, а потом выкинул.
Ты даже успел привыкнуть к нему. Привыкнуть к парню, который трахал тебя, имел твой мозг, которого ты до сих пор мечтаешь укокошить. Было бы хорошо вдвоем лететь с Астрономической башни вниз головой. Так, чтобы черепушки раскололись о землю.
Гермиона накрывает твой кулак своей теплой ладонью. Её улыбка успокаивает и дарует временное облегчение. Ты временно на нужном пути, сотканном из иллюзии, её улыбки и света, за которым ты бежишь.
Твоя фея.
Твоя шлюхастая сестренка наблюдает за вами. Но тебе плевать.
Тебе плевать на все.
Моментально.
Потому что твои глаза встретились с серыми глазами.
Их обладатель неспешно проходит мимо.
Ты даже не успел понять, как уже оказался на ногах и последовал за ним следом, придумав невнятную отмазку для остальных.
* * *
Слизеринец останавливается, он медленно разворачивается и смотрит на тебя в упор, словно готовится к тому, чтобы расстрелять. Взгляд серых глаз слишком безжалостен. Он паскудная тварь. Чудовище. Придурок. Пидор.
Ты бьешь его со всего размаху кулаком в челюсть. Слизеринец отшатывается, раздается его хриплый смех, и он вытирает рукой тонкую струйку крови, которая течет из правого уголка губ.
Ненависть, которая переполняет тебя, вылезает наружу через черные обезумевшие зрачки. Еще один удар. Драко падает на землю. Он морщится от боли и пытается подняться на ноги. Еще удар под ребра.
Этот парень…
Он стонет, поджимает колени к груди, закрывает голову руками. Но он не станет умолять тебя. Ты это знаешь.
Еще один удар.
Твои глаза резко расширяются, словно ты только что понял, что творишь. Делаешь шаг назад, ноги заплетаются, и ты падаешь на задницу.
Чудовище.
Малфой затих, словно потерял сознание после твоего последнего удара. На четвереньках ползешь к нему. В испуге касаешься пальцами его бледного лица, пытаешься нащупать пульс. Он есть. Слабый, но есть.
Мерлин, что же ты наделал? А, Рон?!
Судорожно втягиваешь в себя разгоряченный воздух, который моментально обжигает легкие, закашливаешься.
Он открывает глаза.
Всего лишь на минуту вырубился. Это не страшно.
– Малфой… – тихо зовешь его.
– Сука… – отзывается он одними губами.
– Я ненавижу тебя.
Глаза щиплет. Ты не в силах бороться с собой, пытаешься отвернуться, но он хватает тебя за рубашку и не позволяет сделать это. Ты смотришь в его глаза, и в твоих расширенных зрачках застывают слезы.
– Ненавижу тебя, тварь! – кричишь ты.
В области груди становится горячо и больно, в горле все пересыхает, и начинают трястись поджилки.
Его серые глаза смотрят на тебя в упор. И ты не в силах прочесть в них что-либо.
– Ненавижу, за каждое слово, что ты сказал мне, за каждую ночь, за все…. что ты сделал для меня…. Я хочу, чтобы ты сдох!
Ты действительно этого хочешь. Хочешь так сильно, как в тот раз не хотел покидать его спальню.
– Лет через сорок, может быть, – его голос тих и спокоен. – Ты стал очень смел, Ронни… Теперь ведь тебе ничего не грозит.
Ты закусываешь губу.
К чему он ведет?!
– С тобой было весело играть, – он оскаливается в улыбке, а глаза с жадностью смотрят на тебя. – Было весело смотреть, как ты пытаешься призвать катарсис, отчиститься, стать таким же чистеньким, как твои дружки! Думаешь, они святые?! Твоя сестренка… Блядь, самая настоящая блядь, у которой зачесалось между ног. Но знаешь в чем правда? Где зарыта собака…. У твоей сестры всегда чесалось по отношению к тебе!
– Что ты мелешь?!
Ты хватаешь его за рубашку и трясешь. Твои пальцы судорожно вцепились в белоснежную материю, которую ты не намерен отпустить, прежде чем он ответит на все твои вопросы.
– Ты мудила! Она всегда хотела тебя! Я читал это в её дневнике… Читал между строк… думал, меня стошнит от её грязи! Когда ты в хлам пьяный приперся в её комнату, она просто использовала тебя по назначению, а потом долго ломала трагедию.
– Что ты несешь! Ты…!!!
– Слушай дальше… Придурок! Она подкинула мне дневник! И идею… Она всегда ненавидела тебя и хотела, чтобы ты сдох. Ненавидела тебя, потому что ты её брат, которого она любит как последняя сука. Когда я в тот раз ебал на твоих глазах Джинни-Гермиону… знаешь, чья была эта идея? Её! Она видела, как ты лишил девственности свою подружку…
Ты отпускаешь его.
Все слова сливаются в один монотонно гудящий звук.
Разве ему можно верить?
Стук пульса напоминает стук колес поезда, стремительно мчащегося на тебя. Ты втягиваешь в себя воздух и медленно выпускаешь его, пытаясь хоть что-то понять…
– Джинни?..
– Да, твоя сестра!
– У тебя нет доказательств! Ты врешь! Это еще одно твое чертово извращение! Это все ты, Малфой!
– Можешь не верить, – он пожимает плечами. – Я видел, как она сегодня смотрела на вас… Мне жаль, что ты слепой, Уизли.
Он сглатывает и облизывает пересохшие губы:
– Могу поделиться воспоминаниями. Если не веришь…
Разве это нужно?
Достаточно посмотреть в его глаза.
Он не лжет.
Твоя сестра…
– Зачем ты рассказал мне?
– Подумал, что будет весело… Знаешь ведь, я люблю повеселиться…
Вы замолкаете.
На щеках проступают чернильные пятна – веснушки. Твоим телом завладевает спазм, от которого трясутся плечи, сжимаются руки в кулаки. И текут слезы.
Возможно, это жестокая шутка?
Да?
Нет?!
Нет…
Истерика берет верх, и ты падаешь на землю лицом, содрогаясь в рыданиях. Вырванное сердце валяется рядом с тобой, по нему только что прошлась твоя сестра, твой бывший любовник и еще сотни других… Как она могла? Почему именно так? Мерлин… да почему же! Почему? Эта рыжая стерва… Помнишь, как после той кошмарной ночи, когда ты думал, что лишился Гермионы, она хохотала глядя тебе в лицо? Эта маленькая сучка всегда смеялась над тобой. Ей нравилось смотреть, как ты страдаешь. Она отправила тебя в постель к Малфою, чтобы он трахал тебя, ломал и уничтожал.
– Когда ты узнал?
– Практически в самом начале.
Ты снова ударяешь его по лицу и рычишь:
– Сука!
Даже он не вправе смеяться над тобой сейчас.
Холодные руки слизеринца касаются твоего лица. Он заставляет посмотреть прямо в свои глаза, в которых только пустота, наполненная непостижимым смыслом. Его сухие губы касаются твоих, и вы сливаетесь в поцелуе. Он резок и груб, с силой впиваясь в тебя, он как пиявка не собирается отпускать. Его язык толкает твой, вызывая на бой, зубы соприкасаются с твоими зубами, и ты не в силах его оттолкнуть. Ты как последняя сука, как хорошая последняя сука, сдаешься под его напором и отдаешься на милость победителя.
Теперь ты окончательно сломлен.
Ты уничтожен.
Тебя больше нет.
Весь мир перевернулся, и ты исчез, свалился куда-то в космос, в кучу говна.
Губы скользят вдоль твоей шеи, руки шарят под рубашкой.
А тебя нет.
Ты открываешь глаза, снова закрываешь.
– Я хочу сдохнуть.
Он отрывается от тебя. Садится спиной к тебе и молчит.
Из глаз текут слезы.
Желание настолько искренне, что ты ощущаешь, как оно способно разорвать тебе глотку своими острыми клыками, как оно режет твои вены, обнажает все нервы…
– Разве у тебя нет причин, чтобы жить?
Его вопрос комом застревает в горле.
* * *
Резкий звук пощечины эхом отскакивает от каменных стен. Она понимающе смотрит на тебя сквозь слезы.
Она знала, что так кончится.
Ты удаляешься от неё.
Как можно дальше, быстрее, к твоей фее, которая снова дарует покой.
…save me from degeneration…
Она залечит все твои раны, которые так тщательно наносила твоя сестра…
Гермиона сидит в кресле. Ты опускаешься около её ног, кладешь голову на колени. И застываешь, как верный пес в ожидании, что она сейчас почешет тебя за ушком. Фея наклоняется и целует тебя. Она дарит рай, который неспособен подарить больше никто. Она может дать нормальное будущее. Она обещала его.
Она святая.
Твоя маленькая девочка.
– Ты выйдешь за меня?
– Такие предложения нужно делать с кольцом в руках…
– Я просто хочу, чтобы ты всегда была рядом… Мне не нужен никто, кроме тебя!
– Я люблю тебя, – шепчет она, прежде чем поцеловать снова.
И где-то в глубине тебя зарождается желание жить.
Гарри сидит рядом с вами, болтая с Дином и…
Твоей сестрой. Этой маленькой сучкой, на которую ты стараешься не смотреть.
– Ты думаешь? – она смеется, запрокидывая голову.
Выставляет напоказ свою лебединую шею. Парни неотрывно следят за каждым её движением. За тем, как она касается волос, как белозубый рот приоткрывается в улыбке, как тонкие пальчики касаются глубокого выреза на джемпере. Она соблазняет этих идиотов, а они даже не догадываются. Тупые похотливые животные, дыхание которых участилось. Они стыдливо опускают глаза, стараются придать лицам невозмутимое выражение, но получаются только глупые улыбки и нервные смешки.
– Да, они точно победят!
Она снова смеется.
Короткий взгляд в её сторону – и ты переполнен отвращением к ней и самому себе.
К содеянному.
– Рон, ты меня слушаешь?
Твоя фея открывает глаза и с укором смотрит на тебя.
– Внимательно.
Она снова пускается в свой пространный монолог, который из присутствующих понятен только ей одной.
– Завтра будет матч, – Гарри обращается к тебе.
Гермиона снова открывает глаза и замолкает. Она прекрасно понимает, что сейчас в очередной раз будет разговор о предстоящем состязании Гриффиндора против Слизерина.
– Ты думаешь, я не в курсе? – улыбаешься.
– Конечно, в курсе. Просто, Рон, мы должны победить!
– Расслабься, мы обязательно победим, ведь у нас есть ты! – Дин встревает в разговор.
По-правде, его мнение здесь мало кого интересует. И ты это хорошо знаешь.
Кончики твоих губ трогает усмешка.
Вы все отличные лицемеры. Лгуны и лгунишки. Кричите о своей дружбе направо и налево, похваляетесь ей перед каждым встречным, а на самом деле не цените никого, кроме себя и малого круга людей, от которого вы просто зависите. Гарри зависит от тебя и Гермионы, ты зависишь от Гермионы и Гарри, Гермиона зависит от тебя и Гарри. Поэтому вы вместе. Вам это привычно.
Сожаление на миг застывает на дне твоих глаз.
Нет, все эти мысли…. Они неправильные. Они не про вас.
Вы ведь хорошие мальчики и девочки. Все такие…
Гарри – отличный друг и товарищ, добрый малый, Гермиона – богиня, твоя фея… Ты и твоя сестра… сильно выбиваетесь из этой концепции! А что, если они тоже? Что, если эти святые люди… Нет! А вдруг?! А все же?!
Ты готов громко и истерично хохотать.
Ты запутался.
После всего кошмара, который ты пережил, ты теперь не знаешь ничего о себе и других и, в тоже время, знаешь все. Словно с твоих глаз содрали пелену, очки, и теперь твоему рентгеновскому зрению, проникающему в их кишки, ничего не мешает. Ты видишь всю их гниль, все их дерьмо, всю фальшь…
И….
Ну же, Ронни!
Неужели в этих людях нет ни капли от неба?
Неужели этой капли нет в тебе?
Твой пульс замедляется, ты готов погрузиться в анабиоз. Медленно, но верно затеряться в текучем ходе своих мыслей. Остаться навсегда со своими размышлениями, которые пропитаны вонючими испарениями твоего отравленного сознания. Твои дни стали похожи на вечное ожидание хрен знает чего и хрен знает зачем.
Ты затерялся.
Потерялся в пути, среди множества дорог, среди множества лиц, взглядов, улыбок, среди правды и лжи. Среди ожидания счастья и понимания, что его никогда не будет. Ты застрял где-то между «да» и «нет».
Днями ты молишься на свою фею и на ваше будущее, которому суждено быть. А ночами, когда трахаешь её, думаешь о другом.
В этом стыдно признаваться себе.
Да, храбрый гриффиндорец?
Да, хороший мальчик?!
Драко Малфой – это все.
Драко Малфой – это все, что ты так сильно ненавидишь. Все, что ты сильно ненавидишь – это он. Паскудная тварь…
Ты крепко зажмуриваешь глаза, словно от яркого солнечного света, пытаясь вытравить воспоминания, которые нахлынули на тебя. Но они не сдаются, жестко бьют тебя по лицу, острыми когтями царапают кожу и сердце.
Тебе больно в области груди.
Почему?
Зачем?
Ронни, уже пора очнуться от этого кошмара! Проснись!
Ты чувствуешь себя так, словно тебя обокрали, раздели догола, а потом выкинули на улицу… Примерно так и было. Он проделал все это с тобой. Украл твою самую страшную тайну, раздел в своей постели, а потом выкинул.
Ты даже успел привыкнуть к нему. Привыкнуть к парню, который трахал тебя, имел твой мозг, которого ты до сих пор мечтаешь укокошить. Было бы хорошо вдвоем лететь с Астрономической башни вниз головой. Так, чтобы черепушки раскололись о землю.
Гермиона накрывает твой кулак своей теплой ладонью. Её улыбка успокаивает и дарует временное облегчение. Ты временно на нужном пути, сотканном из иллюзии, её улыбки и света, за которым ты бежишь.
Твоя фея.
Твоя шлюхастая сестренка наблюдает за вами. Но тебе плевать.
Тебе плевать на все.
Моментально.
Потому что твои глаза встретились с серыми глазами.
Их обладатель неспешно проходит мимо.
Ты даже не успел понять, как уже оказался на ногах и последовал за ним следом, придумав невнятную отмазку для остальных.
* * *
Слизеринец останавливается, он медленно разворачивается и смотрит на тебя в упор, словно готовится к тому, чтобы расстрелять. Взгляд серых глаз слишком безжалостен. Он паскудная тварь. Чудовище. Придурок. Пидор.
Ты бьешь его со всего размаху кулаком в челюсть. Слизеринец отшатывается, раздается его хриплый смех, и он вытирает рукой тонкую струйку крови, которая течет из правого уголка губ.
Ненависть, которая переполняет тебя, вылезает наружу через черные обезумевшие зрачки. Еще один удар. Драко падает на землю. Он морщится от боли и пытается подняться на ноги. Еще удар под ребра.
Этот парень…
Он стонет, поджимает колени к груди, закрывает голову руками. Но он не станет умолять тебя. Ты это знаешь.
Еще один удар.
Твои глаза резко расширяются, словно ты только что понял, что творишь. Делаешь шаг назад, ноги заплетаются, и ты падаешь на задницу.
Чудовище.
Малфой затих, словно потерял сознание после твоего последнего удара. На четвереньках ползешь к нему. В испуге касаешься пальцами его бледного лица, пытаешься нащупать пульс. Он есть. Слабый, но есть.
Мерлин, что же ты наделал? А, Рон?!
Судорожно втягиваешь в себя разгоряченный воздух, который моментально обжигает легкие, закашливаешься.
Он открывает глаза.
Всего лишь на минуту вырубился. Это не страшно.
– Малфой… – тихо зовешь его.
– Сука… – отзывается он одними губами.
– Я ненавижу тебя.
Глаза щиплет. Ты не в силах бороться с собой, пытаешься отвернуться, но он хватает тебя за рубашку и не позволяет сделать это. Ты смотришь в его глаза, и в твоих расширенных зрачках застывают слезы.
– Ненавижу тебя, тварь! – кричишь ты.
В области груди становится горячо и больно, в горле все пересыхает, и начинают трястись поджилки.
Его серые глаза смотрят на тебя в упор. И ты не в силах прочесть в них что-либо.
– Ненавижу, за каждое слово, что ты сказал мне, за каждую ночь, за все…. что ты сделал для меня…. Я хочу, чтобы ты сдох!
Ты действительно этого хочешь. Хочешь так сильно, как в тот раз не хотел покидать его спальню.
– Лет через сорок, может быть, – его голос тих и спокоен. – Ты стал очень смел, Ронни… Теперь ведь тебе ничего не грозит.
Ты закусываешь губу.
К чему он ведет?!
– С тобой было весело играть, – он оскаливается в улыбке, а глаза с жадностью смотрят на тебя. – Было весело смотреть, как ты пытаешься призвать катарсис, отчиститься, стать таким же чистеньким, как твои дружки! Думаешь, они святые?! Твоя сестренка… Блядь, самая настоящая блядь, у которой зачесалось между ног. Но знаешь в чем правда? Где зарыта собака…. У твоей сестры всегда чесалось по отношению к тебе!
– Что ты мелешь?!
Ты хватаешь его за рубашку и трясешь. Твои пальцы судорожно вцепились в белоснежную материю, которую ты не намерен отпустить, прежде чем он ответит на все твои вопросы.
– Ты мудила! Она всегда хотела тебя! Я читал это в её дневнике… Читал между строк… думал, меня стошнит от её грязи! Когда ты в хлам пьяный приперся в её комнату, она просто использовала тебя по назначению, а потом долго ломала трагедию.
– Что ты несешь! Ты…!!!
– Слушай дальше… Придурок! Она подкинула мне дневник! И идею… Она всегда ненавидела тебя и хотела, чтобы ты сдох. Ненавидела тебя, потому что ты её брат, которого она любит как последняя сука. Когда я в тот раз ебал на твоих глазах Джинни-Гермиону… знаешь, чья была эта идея? Её! Она видела, как ты лишил девственности свою подружку…
Ты отпускаешь его.
Все слова сливаются в один монотонно гудящий звук.
Разве ему можно верить?
Стук пульса напоминает стук колес поезда, стремительно мчащегося на тебя. Ты втягиваешь в себя воздух и медленно выпускаешь его, пытаясь хоть что-то понять…
– Джинни?..
– Да, твоя сестра!
– У тебя нет доказательств! Ты врешь! Это еще одно твое чертово извращение! Это все ты, Малфой!
– Можешь не верить, – он пожимает плечами. – Я видел, как она сегодня смотрела на вас… Мне жаль, что ты слепой, Уизли.
Он сглатывает и облизывает пересохшие губы:
– Могу поделиться воспоминаниями. Если не веришь…
Разве это нужно?
Достаточно посмотреть в его глаза.
Он не лжет.
Твоя сестра…
– Зачем ты рассказал мне?
– Подумал, что будет весело… Знаешь ведь, я люблю повеселиться…
Вы замолкаете.
На щеках проступают чернильные пятна – веснушки. Твоим телом завладевает спазм, от которого трясутся плечи, сжимаются руки в кулаки. И текут слезы.
Возможно, это жестокая шутка?
Да?
Нет?!
Нет…
Истерика берет верх, и ты падаешь на землю лицом, содрогаясь в рыданиях. Вырванное сердце валяется рядом с тобой, по нему только что прошлась твоя сестра, твой бывший любовник и еще сотни других… Как она могла? Почему именно так? Мерлин… да почему же! Почему? Эта рыжая стерва… Помнишь, как после той кошмарной ночи, когда ты думал, что лишился Гермионы, она хохотала глядя тебе в лицо? Эта маленькая сучка всегда смеялась над тобой. Ей нравилось смотреть, как ты страдаешь. Она отправила тебя в постель к Малфою, чтобы он трахал тебя, ломал и уничтожал.
– Когда ты узнал?
– Практически в самом начале.
Ты снова ударяешь его по лицу и рычишь:
– Сука!
Даже он не вправе смеяться над тобой сейчас.
Холодные руки слизеринца касаются твоего лица. Он заставляет посмотреть прямо в свои глаза, в которых только пустота, наполненная непостижимым смыслом. Его сухие губы касаются твоих, и вы сливаетесь в поцелуе. Он резок и груб, с силой впиваясь в тебя, он как пиявка не собирается отпускать. Его язык толкает твой, вызывая на бой, зубы соприкасаются с твоими зубами, и ты не в силах его оттолкнуть. Ты как последняя сука, как хорошая последняя сука, сдаешься под его напором и отдаешься на милость победителя.
Теперь ты окончательно сломлен.
Ты уничтожен.
Тебя больше нет.
Весь мир перевернулся, и ты исчез, свалился куда-то в космос, в кучу говна.
Губы скользят вдоль твоей шеи, руки шарят под рубашкой.
А тебя нет.
Ты открываешь глаза, снова закрываешь.
– Я хочу сдохнуть.
Он отрывается от тебя. Садится спиной к тебе и молчит.
Из глаз текут слезы.
Желание настолько искренне, что ты ощущаешь, как оно способно разорвать тебе глотку своими острыми клыками, как оно режет твои вены, обнажает все нервы…
– Разве у тебя нет причин, чтобы жить?
Его вопрос комом застревает в горле.
* * *
Резкий звук пощечины эхом отскакивает от каменных стен. Она понимающе смотрит на тебя сквозь слезы.
Она знала, что так кончится.
Ты удаляешься от неё.
Как можно дальше, быстрее, к твоей фее, которая снова дарует покой.
…save me from degeneration…
Она залечит все твои раны, которые так тщательно наносила твоя сестра…
Гермиона сидит в кресле. Ты опускаешься около её ног, кладешь голову на колени. И застываешь, как верный пес в ожидании, что она сейчас почешет тебя за ушком. Фея наклоняется и целует тебя. Она дарит рай, который неспособен подарить больше никто. Она может дать нормальное будущее. Она обещала его.
Она святая.
Твоя маленькая девочка.
– Ты выйдешь за меня?
– Такие предложения нужно делать с кольцом в руках…
– Я просто хочу, чтобы ты всегда была рядом… Мне не нужен никто, кроме тебя!
– Я люблю тебя, – шепчет она, прежде чем поцеловать снова.
И где-то в глубине тебя зарождается желание жить.
