Описание: Фик был написан в качестве новогоднего подарка для для для Anarda, пожелавшей
Снейполюц, рождественский романс, и чтобы Снейп был портретом, а Люциус в годах.
Отказ:Не извлекаю никакой выгоды, все герои принадлежат Роулинг Жанр: драма Тип: слэш Рейтинг: R Размер: мини Пейринг:ЛМ/СС
Это был ничем непримечательный обычный маггловский дом. Не слишком большой и не
слишком уютный, со скрипящими ступенями и расшатанными оконными рамами.
Продуваемый ветрами, почти всегда укрытый туманами. Главное его достоинство
– уединённость. Вокруг на мили нет другого жилья. Впрочем, и этот дом тоже не
жилой по большей части. Только одну неделю в году, приходящуюся на Рождество, он
оживает, всякий раз становясь свидетелем одной и той же истории. Правда,
рассказать о ней он не смог бы никому, ведь отсутствие в нём хоть каких-то
зачатков магии – это ещё одно его достоинство. Ни случайный путник, заплутавший
в дороге, ни намеренный визитёр – никто ничего не узнает.
А начинается
всё каждый год одинаково. В один из декабрьских вечеров у ворот раздаётся
громкий хлопок, и из возникших одновременно с этим клубов дыма проступают
очертания мужской фигуры. Когда дым рассеивается, можно разглядеть, что у
мужчины длинные светлые волосы, лица же совсем не видно – вокруг вечерние
сумерки, окутанные туманом. Короткий взмах палочкой – и фонарь у входной
двери вспыхивает светом, раскачиваясь и ржаво поскрипывая на ветру. Теперь
становится видна дорожка, ведущая от ворот к дому. Под ногами мужчины слабо
похрустывает гравий, когда он идёт по ней. Дойдя до двери, оборачивается, ещё
раз оглядывает всё вокруг, хотя здесь никогда никого не бывает, и это, скорее
всего, просто привычка быть осмотрительным вне зависимости от ситуации. Ещё
один взмах палочкой – теперь по кругу, чтобы наложить на дом чары невидимости.
Нет, он уже давно никого и ничего не боится, это тоже привычка, оставшаяся с тех
времён, когда он приходил в этот дом с другой целью – найти тайное убежище, а не
просто встретить Рождество в этом странном месте.
Дверь, подчиняясь
отпирающему заклинанию, отворяется и впускает его в дом. Внутри по
обыкновению промозгло, темно и неуютно, но мужчина знает, что это только сперва.
И снова вычерчивает своей палочкой замысловатые круги и спирали.
Спустя
каких-то четверть часа везде уже светло – зажжены все имеющиеся светильники,
мерцают свечи, в камине потрескивает огонь, начиная понемногу отогревать дом.
При свете ламп становится заметно, что изнутри дом выглядит совсем не так,
как снаружи, не в пример уютнее и комфортнее. В гостиной большие мягкие
кресла, дубовые шкафы с округлыми боками, у камина маленький столик, на котором
мужчина наколдовывает бутылку вина, бокал и канделябр. Затем подходит к
камину, проводит палочкой по решётке, заставляя сверкать от блеска, и по
каминной полке, уничтожая пыль. Полка пуста, если не считать портрета в строгой
рамке. Волшебник берёт портрет. Рамка тоже пыльная. Тогда он вытирает и её,
не палочкой, а рукой, медленно ведя пальцем по периметру.
У человека на
портрете тёмные волосы и усталое лицо, чёрные глаза чуть прикрыты, глухой
высокий ворот мантии почти впивается в подбородок. Волшебник подносит
портрет совсем близко, вглядывается, потом ставит обратно на полку, садится в
кресло перед камином и почти неслышно произносит: - Северус.
Он не
ждёт никакого ответа. Он хорошо знает, что лицо на портрете не вздёрнет брови,
не сверкнёт глазами, не скажет: «Здравствуй, Люциус». Этот Северус никогда не
разговаривает, никогда не двигается, ни разу за двадцать лет, что портрет
находится здесь, в доме. Люциус прекрасно это знает и, разумеется, ничего не
ждёт. Это всего лишь привычка – говорить с ним, как когда-то. Или необходимость,
как вам будет угодно. Слабость, если такое понятие, как слабость, вообще
применимо относительно Люциуса Малфоя.
Он заранее, за месяц освобождает
эту неделю от всяких дел, ничего не планирует, никуда не уезжает. Он знает, что
будет здесь, с ним. Встречать Рождество в единственной возможной компании –
с Северусом.
Теперь уже не помнится, что это повелось волею случая.
Главное, что по-другому Люциус себе эти дни давно не представляет. Хотя, если
постараться, то первое Рождество, которое они провели в этом доме, тогда ещё
вынужденно, вспомнить можно. Вот только нужно ли? Повод был не самый приятный –
они оба выполняли задание Тёмного Лорда, для обмена информацией требовалось
подходящее место. Укрытое от посторонних глаз, неудобное для слежки, незаметное.
Дом предложил Северус. Люциус никогда прежде не спрашивал, как тот нашёл
этот дом, и до сих пор этого не знает.
- Но это и не важно, верно? – он,
не отрываясь, смотрит на портрет. И, хотя ему никто не ответит, он знает,
Северус согласился бы с ним. Это только поначалу они спорили по каждому
поводу, стараясь перетянуть одеяло каждый на себя. Однако быстро поняли, что ни
в одном вопросе ни который не сможет переубедить другого. Ну, почти ни в одном.
Они во всём будут по разные стороны, кроме одного.
- Помнишь, Северус,
как всё начиналось? – ещё один привычный вопрос, ещё одно молчание в ответ. Но
Люциус знает, что Северус бы ни за что не забыл. Его Северус. Хотя сам
Люциус уже не сможет точно назвать время, когда встречи перестали быть
вынужденными и стали необходимыми только для них двоих. Когда Северус стал
профессором Хогвартса? Когда родился Драко? Когда Люциус перестал задавать себе
вопрос, на чьей стороне всё-таки Северус, потому что это стало не важно?
За окном совсем стемнело, неразличимы даже ветви деревьев, окружающих
дом неплотным кольцом. Люциус смотрит на часы – пора начинать готовиться
встречать Рождество. Он всегда приходил первым, а потому именно он занимался
праздничным ужином и убранством дома. Северусу всего лишь оставалось прийти и
сесть к столу. Хотя, до стола они не всегда добирались сразу. Или всегда не
сразу.
- Это ты тоже помнишь, Северус? Ведь правда? – если Люциус в чём
и уверен, так именно в этом.
Потом, спустя несколько лет, здесь стало
можно наколдовывать что угодно, и удобные кровати, и мягкие пледы, и огонь,
жарко пылающий в камине. А тогда, в первую их встречу, была всего одна не
слишком широкая кровать, и трансфигурировать что-нибудь во вторую было
недопустимо, как и разжигать огонь магическим способом – Тёмный Лорд в тот год
был ещё осторожен и опасался, что в министерстве сразу бы отследили применение
волшебства. Даже хозяев палочек вычислили бы – охота на упивающихся была в
разгаре. Рисковать было нельзя, ослушаться Лорда – тем более. Никакого
волшебства. И если в доме всего одна кровать и от холода пробирает до костей –
пришлось принять это как факт и искать другие способы просуществовать там
несколько дней.
Особенно холодными были ночи, когда в камине дотлевали
последние угли. Северус в первую же ночь лёг спать на полу, посмотрев на
Люциуса и махнув рукой в сторону кровати.
- О чём ты тогда подумал,
Северус? Что я слишком изнеженное создание, чтобы обходиться ночью без постели?
Или тебе просто было привычно испытывать холод по ночам? В любом случае уснуть я
не мог, лежал и слушал, как ты пытаешься делать вид, что тебе не холодно и
вполне удобно на жёстком полу. Когда же мне пришла в голову мысль позвать тебя к
себе, дремавшие во мне демоны словно вырвались на свободу. О, будь уверен, я не
был альтруистом. Твой комфорт в тот момент заботил меня гораздо меньше, чем
собственный член, вставший от одной только мысли, что ты будешь спать рядом. О
чём ты думал? Знал ли ты, что будет дальше?
Портрет молчит. А Люциус уже
в который раз вспоминает, как взглянул на него тогда Северус. Коротко, отрывисто
кивнул, словно откинутое Люциусом одеяло – это приглашение, словно спать вместе
было для них естественно. Легко поднялся, шагнул, лёг на кровать. Не с краю,
стараясь не задеть, а рядом. Близко. И сам укрыл их обоих одеялом. Спрашивать у
Северуса, замёрз ли он, было бы величайшей глупостью, да и вообще что-либо
говорить. Кажется, они оба знали, что произойдёт. Рука легла на спину, глаза
вдруг оказались совсем близко – немигающие, горящие. Губы накрыли губы. Вот так
– без лишних разговоров, сразу.
- Я тогда думал, что это было моё
решение. Мой план. А может, это не я перехитрил тебя? Ты набросился на меня так,
словно давно хотел…
Угли в камине давно дотлели, но той ночью им не было
холодно. И никогда после.
Пламя свечи чуть дрожит, на стенах пляшут
причудливые тени, сквозь неплотно задёрнутые шторы виден только туман. В это
время здесь всегда туманы – густые, серебристые. И вглядываться сквозь них,
пытаясь сквозь пелену рассмотреть, угадать очертания тёмного, угловатого силуэта
– это тоже вошло в привычку. Люциус подходит к окну, задёргивает шторы. Нет
смысла пытаться разглядеть то, чего не может быть. Возвращается обратно,
снова берёт с каминной полки портрет, ещё раз обводит пальцем по контуру рамки,
затем легко очерчивает овал лица.
- Помнишь, ты всегда спрашивал, легко
ли мне выбираться сюда на целую неделю? Теперь легко. Это в начале приходилось
прикрываться заданиями Лорда, чтобы усыпить подозрительность Нарциссы. Потом,
когда Лорда не стало, каждый год придумывалось что-то ещё. А потом уже хватало
всего лишь взглянуть на жену так, что она предпочитала не задавать никаких
вопросов. Теперь ей, похоже, всё равно. И даже если нет – не имеет значения. Я
просто молча исчезаю на несколько дней, а по возвращении меня ни о чём не
спрашивают.
Люциус берёт палочку и наколдовывает бокал глинтвейна.
Обхватывает ладонями и греет замёрзшие пальцы.
- А ты бы, конечно, был
недоволен, Северус. Ты всегда говорил, что наколдовывать глинтвейн –
преступление, его можно только варить, как и зелья. Первое, что ты делал, это
выливал содержимое моего бокала. Затем ставил на огонь небольшой котелок и
дальше позволял только молча присутствовать рядом. Я садился в кресло напротив,
прикрывал глаза и вдыхал ароматы корицы и гвоздики, муската и имбиря, и мёда.
Пылающая терпкость. И потом всю ночь, сколько бы не целовал тебя, ощущал этот
вкус на твоих губах.
Люциус делает глоток, а затем, размахнувшись,
выплёскивает содержимое в камин. Пламя вспыхивает на долю секунды, и снова
ровное, яркое горение. Кажется, Северус на портрете усмехается, глядя прямо в
глаза, но это только так кажется.
Пора накрывать на стол, скоро полночь.
Это дома у Люциуса армия эльфов, и никто никогда не видел, чтобы он
собственноручно взмахивал палочкой, застилая стол, расставляя бокалы, да он бы и
не стал. А здесь всегда делает это сам – так, как предпочёл бы Северус. Никаких
шёлковых скатертей, никаких инкрустированных изумрудами колец для салфеток.
Высокие, оправленные в серебро, кубки, и почти аскетичные на вкус Люциуса
столовые приборы. И всё-таки, немного подумав, добавляет бутылку изысканного
вина, прихваченную с собой.
Если бы портрет умел разговаривать, он бы
обязательно произнёс сейчас что-нибудь едкое. Сказал бы, например, что прошло
столько лет, а Люциус всё такой же, ничуть не изменился. А может быть, просто
язвительно усмехнулся, изогнув кончики губ. Точь-в-точь как это делает Люциус,
зеркально. И уже давно непонятно, кто у кого этому научился.
И вот в эту
минуту, когда стол накрыт, Северус обычно и появлялся. Конечно, не сейчас, а
тогда, давно. Торопливо шёл к камину, чуть кивал в знак приветствия головой, и
долго стоял прямо в дорожной мантии, растирая озябшие пальцы. А Люциус подходил
сзади и молча ждал, разрешая ему согреться и обернуться самому.
Люциус
невольно оглядывается на двери. Затем снова подходит к окну, немного отдёргивает
штору. Никого. Только сплошной туман, укрывающий от взгляда даже ворота.
Если бы кто-то и вошёл, всё равно было бы не разглядеть. Но за окном никого.
Так было и год назад, и два года, и десять… Но это ничего не значит.
Не имеет никакого значения, что там болтал мальчишка Поттер после финальной
битвы с Тёмным Лордом. Люциус доверяет только самому себе, своим глазам. И
портрету, молча стоящему на каминной полке. И пока он не видел тела, пока
его не привели к камню, на котором было бы высечено имя и стояли две даты, пока
портрет не ожил, не начал двигаться и говорить, ничто не имеет значения, кроме
того, что обо всём этом думает Люциус. И пусть они смеют рассуждать о том,
выжил Северус или нет, Люциусу это глубоко безразлично. Главное то, что знает
он, во что он верит.
И пока портрет не отвечает ему, он будет приходить
в этот дом каждый год. Стоять у окна, вглядываться в туман, вспоминать. И
ждать. Малфои умеют ждать и всегда получают желаемое, даже если ждать нужно
годы.
