Автор: aguamarina (aguamarina@mail.ru)
Название: Время зацветающих лип
Бета: нет
Описание: история отношений Дамблдора и Фламеля в трех эпизодах.
Отказ: герои - Дж. Р., заголовок честно стянут из «Блэка» Лоры Бочаровой (больше ничего общего у фика с песней нет)).
Жанр: общий
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Пейринг: Николас Фламель/Альбус Дамблдор (нет, ну я всегда подозревала, что между этими двумя что-то было)).
Теплый ветер овевал лицо Альбуса, склонившегося над ступкой с размельчаемой им дубовой корой, играл прядями каштановых волос с проблескивающими в них редкими нитями седины; и Дамблдор не мог не признать, при всей своей любви к родной Англии, что климат Лангедока куда добрее, щедрее и мягче по отношению к обитателям этой благословенной земли, чем погода туманного Альбиона – к недаром склонным к сплину его жителям.
- Персиваль! – окликнул голос, мягкий и теплый, как этот ветер, долетавший на террасу с виноградников. Альбус оглянулся. Николас – Николя, как называли его здесь, но Альбус все никак не мог отказаться от привычной латыни – выбрал из всех его имен именно это, с красиво грассирующей «эр» и мягкой «эль» в финале. Дамблдор и не думал возражать – ведь было чудом, что великий алхимик, которого за последние сто лет никто не мог даже втянуть в разговор о философском камне, вдруг согласился провести кое-какие опыты над ним совместно с английским коллегой – волшебником, без ложной скромности, достаточно известным, но все-таки далеко не равным Фламелю.
Николас склонился над ступкой, проверяя работу, и Альбус поймал себя на том, что – как это происходило постоянно с самого его приезда – любуется этим человеком. Среднего роста, он казался выше за счет сухощавости и врожденного изящества даже в самых простых движениях. Густая шапка волос была седой, но это яркое серебро воспринималось не признаком возраста, а оправой для подвижного, смуглого лица. Быстрые черные глаза могли принадлежать двадцатилетнему юноше, если бы не опытность, легко читавшаяся в них при пристальном взгляде. Высокий лоб, тонкий орлиный нос, узкие губы, столь легко передававшие все оттенки чувств их обладателя… Легкий характер; а ведь Альбус всегда представлял Николаса Фламеля мрачным затворником. После первого своего завтрака в этом доме, знакомясь с садом в компании хозяина, Альбус рискнул задать ему достаточно личный вопрос. «Зачем вы делаете пожертвования в пользу церкви, Николас?» - с любопытством спросил он. «Дорогой Персиваль – вы позволите так вас называть? – Альбус, не задумываясь, кивнул. – Так вот, дорогой Персиваль, церковь – наиболее легальная форма существования магии в маггловском мире. Я не могу не поддерживать ее». Слушая негромкий заразительный смех, глядя на искры веселья в блестящих глазах, Альбус почувствовал, что впервые за долгое время вынырнул на поверхность из пучины привычной боли после той ужасной семейной истории… И с каждым днем, проведенным в Лангедоке, эта боль будто растворялась в запахе цветущих лип, невидимым облаком весь июнь накрывавшем поместье Фламелей.
- Очень хорошо, Персиваль, - одобрительно проговорил алхимик, поднимая взгляд от ступки, и Альбус вздрогнул: он был уверен, что Фламель видит его насквозь – мысли, чаянья, желания… Нужно было спешно что-то сказать, но он растерял все слова под этим мягким, пронизывающим, понимающим взглядом. Что-то стукнулось об пол; Альбус посмотрел – это был пестик, выпавший из его руки. Когда он поднял глаза, Николас был уже рядом.
- Не беспокойтесь об этом, Персиваль, - улыбаясь, проговорил он, жестом левитируя пестик на место. Продолжая это плавное движение, его рука завладела безвольной рукой Альбуса, подняла ее, прижала к губам… Альбус почувствовал, как его щеки заливает горячий румянец.
- Но… как же… - пробормотал он. – Мадам Пернелла… вы женаты…
- Дорогой Персиваль, - произнес мягкий голос прямо в его ухо, - я женат более шестисот лет. Стоит ли удивляться, что иногда мне хочется разнообразия?
***
«Он ничуть не изменился за прошедшие годы», - подумал Альбус Дамблдор, с удивлением замечая, что эта мысль вызвала у него легкую грусть и легкую зависть. Он знал, что о нем самом этого не скажешь. Он стал куда более известным, немного более мудрым и гораздо более старым, чем в дни их давнего сотрудничества. Цель его приезда была очень обоснованной, правильной и обдуманной, но все равно почему-то лежала на душе тяжким грузом.
- Не знаю, насколько вы, Николас, осведомлены в наших английских делах… - осторожно начал Дамблдор после кофе и чудесного сыра, завершивших обед.
- Достаточно, дорогой Альбус, достаточно, чтобы догадаться о цели вашего приезда, - мягко перехватил инициативу Фламель. – Речь о юном Томе Риддле, не так ли? Том самом, о котором вы мне писали, если я верно помню, еще лет пятьдесят тому назад?
Альбус улыбнулся одними глазами. Да, для Фламеля страх магической Англии – все еще «юный Том».
- У вас прекрасная память, Николас, - кивнул он. – Именно тот самый Том, ныне именующий себя Лордом Волдемортом.
- Ах, эта ваша английская страсть к титулам, - протянул Фламель, непринужденно откинувшись на спинку садовой скамейки и щуря глаза под лучами довольно жаркого солнца. Он казался настолько беззаботным, что Дамблдор вновь почувствовал легкий укол зависти.
- Но ведь он, кажется, умер, - заметил небрежно француз, не меняя своей расслабленной позы.
- Я уверен, что нет, - отозвался англичанин. – Он слишком боялся смерти.
- И вы думаете… - черная бровь Фламеля изогнулась вопросительно, резко контрастируя с серебром волос.
- Я не могу утверждать… - раздумчиво произнес Дамблдор, - я не знаю точно, что это было… Но я уверен, что, стоит ему вернуться, и ваш lapis philosophorum будет его первой целью.
- Да-да; lapis philosophorum, аurum potabile, аб-е хайат, красная тинктура*… Как вы думаете, Альбус, почему именно в юности люди так одержимы желанием отыскать эликсир жизни?
- В юности кажется, что ничего невозможного нет, - улыбнулся Дамблдор.
- Именно, - Фламель поднял вверх палец, подчеркивая важность этой мысли, - вся его расслабленность слетела, он жестикулировал живо, как истинный француз. – В юности нам кажется, что мы всемогущи, в старости – что всеведущи. Но знаете что? Мы в обоих случаях ошибаемся!
- Однако в том, что Риддл попытается отнять у вас камень, я не ошибаюсь, - вернулся к цели своего визита директор Хогвартса.
- А, камень, - рука Фламеля нырнула в карман его бархатной домашней мантии. – Вот он. Узнав о вашем визите, я решил заранее подготовиться.
- Вы читаете меня, как открытую книгу, Николас, - заметил Дамблдор с чувством облегчения – все оказалось проще, чем он предполагал.
- И вы даже не знаете, насколько, Альбус, - неожиданно лицо Фламеля оказалось очень близко; черные глаза лишились блеска и смотрели темно и страшно. – Вы знаете, сколько за эти шестьсот лет было совершено попыток похитить камень; вы знаете, какие способы охраны я использую. Вы знаете, что нигде камень не будет в большей безопасности, чем у меня. Так для чего же вы хотите забрать его на самом деле?
Дамблдор опустил глаза.
- Приманка, - четко и коротко произнес Фламель. Слово закружилось, подхваченное легким ветерком, и потеряло свою жесткость, пропитавшись сладковатым запахом цветущих лип. – Но почему вы так уверены в том, что Риддл не завладеет камнем, разгадав и обманув ваш замысел, почему вы так уверены в своих силах? Прежде это не было вам свойственно, - с небрежной жестокостью добавил он.
- Я… - Альбус сглотнул образовавшийся в горле комок. – Я придумал, как обезопасить камень.
- Да? – презрительно-недоверчивое.
- Да; небольшое усовершенствование. После этого получить камень сможет лишь тот, кто хочет найти его – а не использовать**.
- …Что ж, - медленно произнес Фламель, - я еще тогда знал, что вы гениальны, - в его глазах и голосе вновь была привычная мягкость. – Найти, а не использовать, говорите… Оригинально; и для Тома – непреодолимо. Вот он, камень; держите, Альбус.
Но Дамблдор не протянул руки за желаемым предметом. Он смотрел вдаль, на раскинувшуюся перед ним зеленую, ласковую долину Гаронны.
- Вы не могли бы, - так же медленно, как и собеседник, проговорил он, - вы не могли бы снова называть меня Персиваль?
***
Он вновь возвращался в имение Фламелей; возвращался с пустыми руками, без камня, бесценного и единственного в мире lapis philosophorum. Ему предстояло сообщить человеку, которого он бесконечно уважал и даже более чем уважал, о близкой и теперь уже неизбежной смерти. Это было, как в сорок пятом; это было намного хуже, чем в сорок пятом. Тогда напротив стоял враг – и, как бывший возлюбленный, враг вдвойне; сейчас его ждал друг – пока еще друг. «Способна ли дружба пережить нечаянно причиненную смерть?» - привычно сформулировал очередной парадоксальный вопрос Дамблдор. Игры ума отвлекали его от мыслей о том, что через несколько минут он предстанет перед Фламелем и сообщит…
- Добрый день, мой дорогой друг, - Николас был, как всегда, приветлив. Пернелла находилась в отлучке, и он сам умело накрывал на стол, легко дирижируя посудой и кушаньями. Палочка не просто совершала привычные движения – она танцевала настолько непринужденно, насколько могла научиться этому за шестьсот с лишним лет. «Скоро этот танец завершится», - подумал Дамблдор. Чувство вины, его постоянный спутник, сейчас разрослось, подобно птенцу в скорлупе, и нетерпеливо рвалось на волю. Но Фламель не давал гостю подходящей возможности заговорить о серьезном, о деле, сыпля бесконечными рассказами о своих последних опытах и забавных случаях, произошедших в их провинции. В какой-то момент Дамблдора охватило чувство полной нереальности последних событий. Возвращение Волдеморта, его столкновение с Поттером, уничтожение философского камня? О нет; это лишь страшноватая сказка, приснившаяся ему, ассистенту великого алхимика, в одну из душных лангедокских ночей. Иллюзия была настолько сильна, что он не сразу понял вопрос Фламеля.
- Простите, Николас; что? – переспросил он.
- Я спросил, что вы сделали с моим философским камнем, - на лице алхимика была улыбка, взгляд же был нечитаем.
- Боюсь, что… - начал Дамблдор. – Послушайте, Николас, - перебил он сам себя. – Вы были правы – я едва не перехитрил сам себя. Волдеморт вернулся и почти добрался до камня. Мальчик смог противостоять ему; сейчас он в больничном крыле, а я…
- А вам следует находиться рядом с ним, - заметил Фламель все с той же улыбкой.
- Но я должен был сообщить вам, что камень уничтожен, - Альбус впился взглядом в лицо Николаса, ожидая его реакции. Он не мог лукавить перед собой – наравне с виной его терзало любопытство: что почувствует Фламель, узнав, что жизнь его вскоре завершится? Что отразится на этом лице, которое никто не назвал бы идеально красивым, но – неодолимо притягательном? Другое лицо на мгновение прорвалось сквозь все вето, наложенные Дамблдором на собственную память, - надменное, юное, прекрасное…
- О, ему удалось довольно долго просуществовать, не так ли? – заинтересованно спросил алхимик с таким видом, будто у них некогда было заключено на этот счет веселое пари. – Создав его, я не был уверен даже в том, что он – и я вместе с ним – доживем до следующего года. Слишком много желающих, понимаете, Персиваль? Любопытно, каким же способом удалось его уничтожить?
- Разве вас не волнует собственная судьба, Николас? – с тех пор, как Альбус узнал об утрате камня, он неустанно воображал себе различные варианты поведения своего старшего друга, от экспрессивной Авады до безмолвной скорби; но такой оборот, какой принял их разговор сейчас, не приходил ему в голову. – Ведь теперь вы умрете; и я виноват в этом, - добавил он, выпуская наружу птенца, пробившего наконец скорлупу.
- Бросьте, Альбус, - легко отмахнулся Фламель от обоих его утверждений. – Вы столько же виноваты в пропаже камня, сколько я – в том, что дал его вам. Разве что, - в наигранном гневе он сдвинул черные брови, - вы валите все на Риддла, а сами нечаянно уронили его в котел с зельем Растворения?
Альбус отрицательно покачал головой, невольно улыбаясь шутке.
- Ну вот видите, - заключил Фламель, как будто говорил о деле уже конченном. – Что же касается первого пункта… Смертный человек, живущий вечно, - это несколько нелепо, как вам кажется? Смерть, мой друг, лишь очередное приключение для высокоорганизованного разума. Именно этого никак не может понять ваш Волдеморт. Его разум, по всей видимости, нужной степени организации так и не достиг. Жаль, жаль… Кстати, вы видели мою якобы надгробную плиту - ту, что нашли у бакалейщика? Петр с ключом, Павел с мечом; Солнце и Луна и Христос меж ними; очаровательна и чрезвычайно аллегорична… думаю, следует выкупить ее у музея; она чудесно впишется в стиль нашего деревенского кладбища…
«Смерть для высокоорганизованного разума – лишь очередное приключение**. Эта фраза стоит того, чтобы ее запомнить», - подумал Дамблдор, аппарируя обратно в Хогвартс. Как ни краток был этот последний его визит в Лангедок, мантия директора успела пропитаться запахом цветущих лип. Ведь стоял июнь.
T H E E N D
* lapis philosophorum (лат.) – «философский камень»; аurum potabile (лат.) – «золотой напиток», «питьевое золото» - раствор философского камня, универсальное лекарство, также омолаживающее и продляющее жизнь; аб-е хайат – персидский аналог «эликсира жизни»; красная тинктура – другое название философского камня. В фике философский камень имеет ГП-каноничную форму – собственно камня, хотя чаще его представляют как порошок либо раствор порошка.
** как вы уже правильно догадались - раскавыченные цитаты из ГП1))
|
