Гермиона ждала. Она даже не сомневалась в том, что Флер еще не надоело, что ее фантазия не иссякла и что если Гермиона не оставит Нору, с ней произойдет еще что-то из разряда того, что будет нелегко забыть и что вообще не могло случиться с ней – нормальной, самой что ни на есть нормальной, обычной ведьмой. Когда Флер касалась ее, Гермионе было почти физически плохо; но… Она хотела, чтобы что-то случилось еще раз. Или – не раз. Хотела. Хотела. Хотела. Наваждение… Наваждение, подумала Гермиона. Конечно же! Как она раньше не задумалась об этом, как не догадалась? Не зелья и не чары, конечно, - к чему они Флер. Флер с ее четвертью вейловской крови.
На этот раз Флер застала ее в душе. - Мальчишки аппар’ир’овали в Хогсмид, - сообщила она. – Попить сливочного пива, вспомнить школьные годы. – Отодвинув шторку, она разглядывала Гермиону, как скульптуру в музее. Гермиона стояла, не пытаясь прикрыться. Струйки воды стекали по телу, приятно лаская, не позволяя покрыться мурашками под этим внимательным взглядом. - Мне было бы интер’есно стать каплей воды, - проговорила Флер. – Стекать отсюда сюда, - ее палец скользнул по щеке Гермионы, переместился на грудь, задержавшись на соске, - потом сюда, - на выпуклость живота, - потом… Гермиона перехватила ее руку. - Это вейловские чары, да? – напряженным голосом спросила она. – Вейловская кровь? Флер негромко рассмеялась. - Гер’миона, я не ожидала такого – от тебя! Сама подумай – если бы это были чар’ы вейл, зачем бы мне понадобились Инкар’цер’о и пр’очее? Ты сама умоляла бы сделать с тобой все это… если бы я захотела. - Но тогда… - Гермиона нахмурилась, ища правильный вариант ответа. - Пер’естань, - палец Флер – все тот же – разгладил морщинку на Гермионином лбу. – Ты ведь помнишь, что у меня есть? – апельсиновые бусы покачивались на ее пальце. - Лучше скажи – мне опять следует использовать заклинания? Гермиона закусила губы. «Да, - хотелось сказать ей, - да, используй заклинание, потому что мне страшно думать, что я могу позволять тебе проделывать все это со мной добровольно. Я хочу, чтобы все выглядело принуждением, потому что тогда я чувствую себя менее виноватой… и потому что мне это… нравится». Никакое Круцио не способно было заставить ее озвучить эти слова; но Флер каким-то невероятным образом, казалось, поняла невысказанное. Она на секунду задумалась, потом произнесла неизвестное Гермионе заклинание, и миссис Уизли тут же почувствовала себя легкой и счастливой, как воздушный шарик, рвущийся в небо. Она радостно улеглась в душевой поддон, стараниями Флер оказавшийся увеличенным и приятно упругим. Сама Флер, уже совершенно обнаженная, присела рядом, и душевые струи, как теплый серебристый летний дождь, осыпали их. Гермиона с любопытством рассматривала Флер – все-таки красота француженки была удивительной, магнитом притягивающей взгляд. Флер согнула ее ноги в коленях, широко развела – и непринужденно извлекла из себя один за другим рыжие пластиковые шарики ее нового «украшения». Гермиона не заметила, когда Флер умудрилась поместить бусины внутрь – но с интересом наблюдала, уже догадываясь, что последует дальше, как они покидали свое временное хранилище. Вынув все, Флер опустилась на колени между ног Гермионы и сосредоточенно вдавила первый шарик в охотно поглотившую его темно-розовую плоть. Гермиона сначала зачем-то считала, но потом отвлеклась и сбилась, и так и не поняла, сколько же бусин составляют это заполнившее ее ожерелье. Флер предложила ей встать и сделать несколько шагов; Гермиона так и поступила, чувствуя, как при каждом ее движении внутри происходят перемещения крупных бусин, как они толкаются в самые неожиданные места, как наслаждается тело этой необычной заполненностью. Флер подвела ее к большому зеркалу, и Гермиона увидела их рядом: тонкую светловолосую ведьму и вторую, пониже и не такую изящную, но – тоже ничего. Зеркало было старым, помутневшим. - Зеркало неправильное, - сказала Гермиона. – Я выгляжу в нем на двадцать пять. - Дур’очка, - сказала Флер. – Следы вр’емени на зер’кале скр’ывают следы вр’емени на твоем лице. Это замечательно! Гермиона откинула голову на плечо Флер и пошевелила бедрами. Улыбнувшись их отражению в зеркале, Флер опустилась перед Гермионой на колени и принялась извлекать бусину за бусиной, лаская языком клитор. Постанывая, Гермиона старалась прижаться к ее рту как можно сильнее и не закрывала глаза, наблюдая в зеркале эту до безумия странную картину, которая, тем не менее, ей нравилась. Флер резко дернула ожерелье, вынимая последнюю бусину, и Гермиона с удовольствием закричала, кончая. Отражение тоже запрокидывало голову и кричало – очевидно, зеркальному двойнику тоже было хорошо. *** Первый круг квиддичного чемпионата завершился, и братья Уизли стали больше времени проводить в Норе; но если Гермиона и рассчитывала, что ее жизнь теперь войдет в обычную колею, этим расчетам не суждено было оправдаться. Флер наличие мужей смущало не более, чем их отсутствие. Она взяла манеру изводить Гермиону постоянными намеками на их странные «отношения». Неожиданный по-вампирски жадный поцелуй в шею в коридоре, когда из столовой, в двух метрах от них, слышались громкие голоса Рона и Билла; рука, скользнувшая куда ниже талии Гермионы, когда все четверо стояли у окна, любуясь бледной вечерней радугой; «нечаянно» прихваченная со стола и тщательно облизанная от крема десертная ложка Гермионы; и просто руки Флер, наклонившейся через спинку и у всех на глазах обвивающей шею сидящей в кресле женщины. - У вас с Флер такие теплые отношения в последнее время, - заметил как-то Рон. – Билл говорит, что, по словам Флер, вы подружились. - Я бы сказала, что мы стали ОЧЕНЬ близки, - ответила Гермиона, обнаруживая, что короткая фраза становится вместилищем самых неожиданных и даже несовместимых чувств. Здесь была и неприязнь к Рону за то, что он – и Гермиона понимала, что хочет невозможного – не способен сам, без ее объяснений, догадаться о происходившем в последнее время; и ирония по отношению к нему, Биллу и себе самой; и желание расспросов; и нежелание их; и стена холодности, отделившая какие-то уголки ее души от взгляда мужа; и насмешка над ситуацией; и чувство, что этими словами она каким-то образом мстит Флер; и согласие с тем, что все продолжится; и ни на чем не основанное в этом случае чувство собственного превосходства. Флер продолжала свои игры, и Гермиона устала вздрагивать – как от оправдывавшихся ожиданий, так и от неоправдывавшихся. Но она сама позвала Флер разбирать хлам в сарае. Во всяком случае, там Флер хотя бы была у нее на глазах, и можно было не бояться неожиданностей, думала Гермиона. Они довольно долго разбирали старые, давно никому не нужные вещи, у каждой из которых была своя история, дорогие кому-то настолько, что рука не поднялась выкинуть их окончательно. Флер дурачилась, примеряя Моллины шляпки, с которых слетали облачка пыли, и ворошила пергаменты со школьными работами семерых Уизли в поисках написанных Биллом. Гермиона не могла не улыбаться, глядя на нее. Она думала, что постороннему наблюдателю картина показалась бы настолько мирной и невинной, что он не задержал бы на ней взгляда и лишней минуты. Ну разве что из-за красоты Флер Уизли. Гермиона и сама не могла совместить в мыслях эту Флер – дурачащуюся, хохочущую, совершенную девчонку, чем-то напоминавшую Джинни в школьные годы; и ту Флер, которой она становилась в моменты их… их… определение никак не находилось… - А это что? – спросила Флер, выуживая из-за стоящего у стены неимоверных размеров сундука квиддичную метлу. – Когда это у Уизли были ср’едства на «Молнию»? Гермиона давно научилась игнорировать намеки на бедность семьи мужа, тем более, что сейчас каждый из отпрысков Молли и Артура зарабатывал вполне неплохо; но беспечное замечание Флер слегка задело ее. - Это метла Гарри, - суховато ответила она. - Гар’р’и Поттер’а? – уточнила Флер. Гермиона пожала плечами – метла какого еще Гарри может храниться в сарае Уизли? Флер разглядывала «Молнию» со странным интересом, оглаживая древко то одной, то другой ладонью. - Скажи, Гер’миона, - начала Флер, казалось, все тем же беспечным тоном; но Гермиона вдруг ощутила странную слабость, ее руки перестали сноровисто разбирать вещи и безвольно повисли. – Ты никогда не думала о Гар’р’и? - Что? – Гермиона решительно не понимала, к чему ведет Флер, и не хотела этого понимать, но внизу живота что-то свело, потянуло сладко. Однако она продолжала не понимать – или делать вид, что не догадывается. – О чем ты? - Ну как же… - Флер покрутила в воздухе рукой, будто рисуя невысказанное. – Гар’р’и Поттер’, гер’ой волшебного мир’а, а ты – его ближайшая подр’уга… он делится с тобой секр’етами, пер’еживаниями, чувствами, ты утешаешь его… - Не так уж часто это было, - возразила Гермиона. – Гарри вообще не любил делиться такими вещами. - Но все же было, - почти отмахнулась от ее слов Флер. – Ты была ему близка, как никто. - За исключением Рона, - снова возразила Гермиона. - Да, - кивнула Флер. – И, кстати, ты увер’ена, что у них ничего не было? - ЧТО? – Гермиона даже растерялась – Флер делала какие-то чудовищные предположения таким тоном, будто это самые что ни на есть обыденные вещи. - Я пр’осто спр’осила, - подняла француженка ладонь в успокаивающем жесте. – Между пр’очим, такое встр’ечается чаще, чем ты думаешь. Гермиона не успела заметить, что вообще о таком не думает, потому что Флер продолжала говорить, не дожидаясь ответа, - говорить о том, что Гермиона предпочла бы никогда не слышать – и все-таки слушала. - Четыр’надцать лет – такой р’омантический возр’аст, - слово «романтический» в устах Флер звучало, как самая прекрасная пошлость. – Я знаю, знаю, ты всегда любила только Р’она, - и от этого факта Флер будто тоже отмахивалась, как от реально существующей, но надоедливой, скучной и некрасивой мухи. – Но я увер’ена, что иногда, - ее голос стал мечтательным и вкрадчивым, - иногда ты думала о том, как благор’оден Гар’р’и… как он хр’абр’, отважен… как кр’асив… и как было бы замечательно, если бы он вдр’уг поцеловал тебя… а потом… как далеко заходили фантазии четыр’надцатилетней мисс Гр’ейнджер’? Флер стояла уже вплотную – ее глаза смотрели прямо в глаза Гермионы, очень серьезно, а руки продолжали поглаживать древко очутившейся между ними «Молнии», и у Гермионы не было никаких сомнений в том, что сейчас произойдет. - Она пыльная, - сказала Гермиона. Это было согласием. Более того – предложением. Предложением не слишком активным – но все же. - Эванеско, - произнесла Флер, и древко окутало чуть заметное голубоватое свечение очищающего заклинания. – Она стер’ильна, - добавила Флер с улыбкой, отразившейся в глазах – поверх серьезности. Гермиона подошла к сундуку – очень удобному по высоте сундуку, - легла на него грудью, подложив руки под щеку; прогнулась в спине, выпятив зад, закрыла глаза. Где находилась в это время тридцативосьмилетняя Гермиона Уизли, мать двоих детей, она не знала. В сарае была только молодая, жадная до удовольствий, ничем не смущавшаяся женщина без прошлого и будущего. Юбка с легким шорохом завернулась на талию, трусики исчезли. Ладони Флер пробежались по ягодицам, слегка шлепнули, заставляя шире расставить ноги. Пальцы Флер скользнули ниже. - Так я и думала, - сказала она со смехом, на который было некогда обижаться – кровь стучала в висках. – Ты мечтала о Гар’р’и. Ты заводишься от одной мысли о нем. Получай же! И «Молния», направляемая уверенной рукой Флер, вошла в нее сильно и глубоко. Голос Флер с ее неповторимым акцентом продолжал нашептывать что-то о Гарри, о его руках, губах, его члене, а Гермиона, ведомая этим голосом, руками, этими непрекращающимися поступательными движениями, потерялась в ощущениях, времени и пространстве. Она кончила с криком «Гарри!», как в давно похороненных в наслоениях лет мечтах, и почувствовала, что ее ресницы мокры. Флер аккуратно поставила метлу в угол, подняла Гермиону, обняла. Они постояли рядом, чувствуя, как бьются сердца друг друга. Двигаться не хотелось совершенно. Но стоять так вечно было невозможно. - Пойдем домой? – предложила Флер, расцепляя объятия. – Все р’авно скор’о ужин, и мы ничего здесь больше не успеем. - Пойдем, - согласилась Гермиона, машинально ликвидируя заклинанием предназначенную к уничтожению кучку вещей. На улице уже снова шел дождь, на сей раз – довольно крупный, прохладный. Флер вскинула палочку. Гермиона остановила ее. - Не надо, - произнесла она. Флер послушалась, посмотрела на Гермиону, запрокинувшую лицо к небу, закрывшую глаза. Тонкая блузка ее быстро промокала, но волосы упорно сопротивлялись воде, продолжая топорщиться во все стороны. Флер засмеялась и тоже подставила лицо дождю. Она нащупала руку Гермионы, и та легко сжала ее пальцы в ответ. Они стояли под дождем, пока не промокли насквозь и не замерзли, а затем с визгом побежали в дом, навстречу пушистым полотенцам, горячему чаю и теплу камина. *** Все было так, как хотела Гермиона, – и полотенца, и теплый халат, и уютный вечер. Билл плеснул им в чай бренди, и на языке оставался горьковатый привкус после каждого глотка. Гермиона совсем утонула в кресле, полуприкрыв глаза, наслаждаясь теплом и счастьем, иногда выпадающими людям в самые обычные дни жизни. Правая рука ее лежала в широкой ладони Рона, и чувствуя, что гармония этого вечера требует симметричности, Гермиона на ощупь нашла на подлокотнике соседнего кресла узкую кисть Флер, накрыла ее ладонью, удовлетворенно поерзала в кресле, устраиваясь поудобнее. Пальцы под ее рукой шевельнулись, раздвинулись, так, что пальцы Гермионы легли между ними. Никто не выразил удивления, и Гермиона так и заснула у огня, разморенная бренди и теплом, исходящим от ладоней родных людей. Рон отнес ее наверх, и она даже не заметила, как муж уложил ее в кровать и, путаясь в пояске и рукавах, снял халат. Она проснулась рано утром, не поняв, что именно ее разбудило. Пока она вспоминала, был ли то необычный звук или нечто иное, ее бедра под одеялом что-то коснулось, и Гермиона чуть не завопила, но ее рот тут же плотно закрыла знакомая узкая ладонь, и она поперхнулась набранным в грудь воздухом. Убедившись, что Гермиона все поняла и не собирается кричать, Флер убрала ладонь и, кажется, подмигнув – в предрассветном сумраке было плохо видно, - нырнула с головой под одеяло. Ее губы и язык были нежны, настойчивы и невероятны. Гермиона раздвинула колени, как могла, широко и едва заметно, чтобы не разбудить сопящего рядом Рона, двигалась навстречу этому сумасшедшему рту. Она вцепилась в одеяло обеими руками, но вскоре была вынуждена разжать один кулак, чтобы захлопнуть ладонью рот. Чуть заметные, как и их движения, стоны все равно звучали в ватной тишине утренней спальни, но с этим Гермиона уже ничего не могла поделать. «Еще, еще, еще», - стучало в голове то, что она на этот раз, возможно, осмелилась бы произнести вслух, но именно сейчас этого никак нельзя было сделать. Но Флер не требовались ее слова – как всегда, - она делала именно то и именно так, как требовалось, и вскоре тело Гермионы выгнулось дугой под одеялом, а стон прозвучал чуть громче, и Рон заворочался в кровати, что-то бормоча. Они замерли. Рон повернулся на бок и снова заснул глубоко и крепко. Гермиона расслабилась, выравнивая дыхание и испытывая какую-то необъяснимую благодарность, какую-то извиняющуюся нежность к Флер, которая щедро дарила ей эти утренние минуты, ничего не требуя взамен. Она хотела сказать ей об этом, но Флер легко прикоснулась губами к ее губам, отстранившись, проговорила что-то торопливое по-французски и быстро отпрянула, будто растворившись в обманчивом полусвете утра. До Гермионы донесся только тихий шум открывшейся двери. Она заснула снова - мгновенно, не успев услышать, как дверь закрылась.
Проснувшись во второй раз, Гермиона с наслаждением потянулась под одеялом, не спеша вставать, нежась в тепле постели. Это было непривычное для нее поведение, и мысли, неторопливо чередовавшиеся в ее голове, частью тоже были непривычными – но ничуть не удивляли. Гермиона представляла, как вскоре обнимет вернувшихся из Румынии детей, перецелует их, расспросит, разглядит хорошенько – конечно, Молли лучшая бабушка на свете, но взгляд матери ничто не заменит. Она с удовольствием вспомнила, что впереди еще несколько дней отпуска, а потом возвращение к привычной и привычно любимой работе, к Лондону – может быть, не самому красивому, но самому родному городу. Она мечтала, как увидит Ханну, Парвати, Луну, как покажет им свои отпускные колдографии и с интересом будет разглядывать чужие, и они будут вместе радоваться еще одному лету, мирную тишину которого они, очевидцы войны, все еще ощущали острее тех, кто родился позже. Она также думала о том, что они с Флер еще ни разу не целовались по-настоящему, о том, что она еще никогда не сделала ничего, чтобы доставить удовольствие самой Флер. С полуулыбкой она позволила неизвестно откуда взявшемуся воображению рисовать то одну, то другую картинку того, что можно сделать с совершенным телом Флер Делакур. Воображению ничто не мешало представлять, что теперь вся жизнь Гермионы будет одним только дождливым июнем в Норе, и все время будет идти квиддичный чемпионат, и дети будут развлекаться в Румынии под надежным присмотром Молли и Чарли, а она будет скучать по ним, и иногда они с Флер будут стоять под дождем, держась за руки, а потом Билл будет поить их чаем с бренди, а Рон – уносить ее в кровать в своих крепких объятиях, и Флер – непредсказуемая, насмешливая, нежная – всегда будет где-то рядом, возникая неожиданно и больно целуя шею. Эти мысли о двух разных жизнях не только не противоречили друг другу, но и каким-то образом прекрасно уживались в голове Гермионы, и когда она улыбнулась своему отражению в зеркале ванной комнаты, отражение ответило ей неторопливо и знающе. Она еще немного подумала о Флер и о том, что какое-то время, пока дети будут во Франции, квартира останется в их с Роном полном распоряжении; и эти мысли привели Гермиону в такое возбуждение, что промокли не только тонкие трусики, но и по бедрам, казалось ей, скатилась пара чуть липких капель. Нежный хлопок не успевал впитывать ее влагу, как черная земля не успевала впитывать дождь, и Гермиона подумала еще о том, что тучи, наверное, сочатся дождем, потому что полны нескончаемым желанием прикоснуться к горизонту. Эта мысль была достойна Луны, и Гермиона решила, что обязательно расскажет ей об этом. Прежняя миссис Уизли никогда не заговорила бы ни о чем подобном, но нынешней, июньской эта идея понравилась.
Гостиная была залита солнцем. - Доброе утро! А где Флер? – спросила Гермиона у Артура. - Так они с Биллом аппарировали, еще семи не было, - удивился ее вопросу свекор. – И она сказала, что тебя не нужно будить, потому что вы с ней уже попрощались. Разве нет? - Ах да, - медленно сказала Гермиона. – Да, конечно… Я забыла, заспала… Она заходила попрощаться, да. Гермиона вышла во двор – просто так, потому что не хотелось оставаться в доме. В саду парило; земля отдавала накопившуюся влагу, и промытая дождями зелень быстро и радостно тянулась вверх, к долгожданному солнцу. Одежда прилипала к телу из-за высокой влажности, было неприятно, но Гермиона все-таки присела на скамейку, оглядываясь вокруг, как будто давным-давно не видела этих деревьев, этих лужаек, тропинок, клумб и грядок. Воздух был безупречно чист, и солнце быстро нагревало его. Казалось, было слышно, как растет трава, как, едва не лопаясь от избытка силы, разворачиваются молодые листья. Мир как будто рождался заново на глазах Гермионы. Она подумала, что понадобится совсем немного времени, чтобы вода впиталась в землю, давая силу растениям, что дождевая влага с кустов и трав испарится, не пройдет и часа; что дождь, такой всевластный в ненастные дни, не может бороться с летним солнцем, проигрывая ему еще на рассвете погожего дня, и что влажные серые туманы теперь надолго и надежно укрылись в лесных родниках, на дне пруда и под ивами над глубокими омутами в ожидании новых июней и новых дождей…
Вечером прибыла Молли с детьми, затем Гарри с Джинни, и дом наполнился шумом, визгом и суматохой. Целый день Гермиона выслушивала впечатления о Румынии, драконах и Чарли, а вечером Гарри активировал порт-ключ и проводил детей к французским родственникам. Рон с женой задержались в Норе еще ненадолго, чтобы пообщаться с Поттерами, и когда вернулись домой, от отпуска оставались только одни выходные.
На следующее лето они всей семьей прибыли в Нору в июле. Месяц выдался жарким, младшие дети их и Поттеров радостно визжали на лужайке, где Рон поливал их из палочки водой. Гермиона с улыбкой наблюдала их возню. - А Билл и Флер приедут? – спросила она у Молли, готовившей обед. - Нет, - качнула головой та слегка неодобрительно – Молли считала, что пребывание в Норе – лучший отдых для любых Уизли. – Они в этом году решили отдыхать на Багамах. А ты хотела увидеть Флер? - Не знаю, - сказала Гермиона. Она действительно не знала ответа на этот вопрос.
