Пятьдесят процентов любви
Часть 1
Спустя пять лет после войны Министерству таки понадобились кредиты.
Выплата компенсаций родственникам погибших, восстановление Хогвартса, установка памятников и мемориальных досок в честь героев битв – мероприятия очень затратные.
Тем более, что, учитывая количество героев, мрамора потребовалось немало.
Так что теперь кроме, как к гоблинам, отцам нации идти было некуда. Кроме того, они вроде и за права гоблинов воевали... тоже. Хотя гоблинам на них, на права и на то, кто там у власти, плевать с большого гринготтского шпиля. Единственное, что волнует гоблинов на самом деле, это золото. И серебряные сикли. Впрочем, к кнатам они тоже относятся без пренебрежения.
Вот поэтому они отправили в Министерство меня.
Я к тому времени два года как работала в Гринготтсе и была там на приличном счету. Да и вообще выбора у них не было – магов в штате раз-два и обчелся, а посылать в Министерство гоблина никто не собирался: у них это воспринималось как наказание – работать с людьми. В общем, задание огребла я. Конечно, вопрос о том, дать Министерству кредит или послать его вежливо к покойному Лорду, будут решать шишки поважнее; но собранные мной данные на это тоже изрядно повлияют. Хотя дело, по большому счету, не в том, дать заем или нет, - дадут в любом случае; все упирается в ту сумму, в которую этот кредит правительству обойдется, – нам интересно, чтобы она была побольше, Министерству, само собой, наоборот. Чтобы знать, сколько запрашивать, мы и проводили проверку. В общем и целом, шанс для меня был неплохой в отношении карьеры; но и работка предстояла нехилая – анализ финансовой деятельности Министерства за последние пять лет. Очень поверхностный, конечно; для полного анализа тут всему Гринготтсу пришлось бы пахать года два. Но и на беглый анализ должно было уйти не меньше месяца. Гоблины меня не торопили; уж они-то совершенно правильно рассчитали, что чем дольше затягивается ожидание решения, тем на более высокий процент в итоге можно будет раскрутить правительство. Все равно других вариантов кредитования у Министра не было: иностранные банки, без сомнения, подыграли бы Гринготтсу – там ведь тоже гоблины работали. Честное слово, жаль, что Лорд не выиграл: уж он-то по крайней мере не отдал бы финансовую власть в стране этим ушастым карликам. Ума у них не отнять, так же, как и золота; поэтому, собственно, их и не следовало бы подпускать к банковскому делу ближе, чем на милю.
В Министерстве меня приняли нормально; сейчас, по прошествии нескольких лет, отношение к бывшим Упивающимся и их родственникам действительно стало близким к той толерантности, которая декларировалась в первый послевоенный год. Мне никто не мешал, хотя загруженными работой я бы министерских чиновников не назвала и под Круцио. Чаепития, сплетни и бесконечная переписка, кажется, составляли основу их деятельности. В Гринготтсе я привыкла к несколько иному ритму. Вообще-то в первые дни работы в банке я аппарировала из-за рабочего стола прямо на диван в своей квартире, и не успевала заснуть, как уже пора было просыпаться. Потом, конечно, стало проще, но, думаю, все равно эта причина была не последней в списке, который намеревался предъявить мне супруг, объясняя, почему он хочет развестись со мной. Список, очевидно, был длинный, но я не дала мужу шансов его озвучить: он сказал – «я думаю, мы должны развестись, потому что…», я быстренько сказала «согласна», он закрыл рот и не открывал его до суда, где, в свою очередь, сказал «согласен» и вернул мне свободу, а я ему – обручальное кольцо. Ах да, он еще сказал, что мне следовало добавить к своей фамилии не Блэк, а Гринготтс. Вот именно из-за этого я считаю, что моя работа его раздражала. И еще то, что детей у нас не было. А мне, честное слово, было некогда. И лень.
А сейчас я сидела за большим, когда-то кожаным столом, который мне весьма любезно предоставило Министерство, – чтоб этот стол у них к полу прирос заклинанием Вечного приклеивания, - и аккуратно работала, наблюдая, как сотрудники славного ведомства в большей или меньшей степени валяют ваньку и маются дурью. А через несколько дней я поняла, что за мной тоже наблюдают. Точнее, пялятся. Потому что наблюдают – это когда по заданию. А Джинни Уизли – Поттер то есть – никто задания наблюдать за мной дать не мог. Откуда я знаю? Да уж знаю. В Министерстве даже сейчас не одни гриффиндорцы работают. Значит, она просто пялилась. Неизвестно зачем.
Она и работала неизвестно зачем. Я-то точно знаю количество поттеровских галлеонов. С таким счетом можно всю жизнь на завтрак Феликс Фелицис пить и все равно не разориться. Не самые богатые люди страны, конечно, но для безбедной жизни достаточно. Это Паркинсоны, хоть и чистокровные, не могли позволить себе не работать. Именно поэтому родители так радовались, когда у меня завязалась дружба с Малфоем. По-моему, они еще долго продолжали радоваться - уже после того, как я сама поняла, что нам с Драко ничего не светит. Кроме дружбы, конечно. Хотя эта самая дружба – она у меня сейчас самое дорогое. Даже дороже работы. А поженись мы – глядишь, уже Фурункулюсами друг друга награждали бы вместо «спокойной ночи». Так что я не жалею, что у нас не сложилось. А вот мама до сих пор вздыхает. А что вздыхать? – самой надо было Люциуса очаровывать, а не Теренса Паркинсона. Была бы сейчас леди Малфой, а я – богатой наследницей, а Драко вообще бы не было… нет, пожалуй, это тоже не вариант. Пусть уж все идет, как есть. И вообще – можно подумать, это от меня зависит… размечталась.
А Джинни Поттер так и пялится. Сидит в соседнем кабинете, стол стоит наискосок, так что через открытую дверь ей меня прекрасно видно. Ну и мне ее тоже: иногда случайно подниму глаза от бумаг и успеваю заметить движение – она наклоняет голову к своим пергаментам. И краснеет. Салазар великий, как она краснеет! Как молоко, в которое опрокинули пинту клубничного сока. Будь у меня такая кожа, я бы краснеть разучилась раньше, чем научилась летать. Это ж невозможно – все равно что на лбу написать «ах, вы меня смущаете». Смущаться-то смущается… а через полчаса поднимаю голову – а она опять глазки свои голубенькие еле успевает отвести. Мне-то нравятся темно-синие… впрочем, неважно. Дня через два я привыкла, что она смотрит. Мало ли… Может, ей жить скучно стало, и девушка решила в одиночку раскрыть крупный заговор Темных сил – я главная подозреваемая, естественно, потому что других родственников Упивающихся поблизости не наблюдается. Или она следит, чтобы я, не дай Мерлин, факты не подтасовывала, с целью опорочить Министерство в глазах финансовых воротил магомира. Можно подумать, само Министерство с этой задачей плохо справляется… В общем, я привыкла. На меня еще и не так смотрели, и что? Жива, здорова, благополучна. Так что успехов, Уизли! Может, дырку на мне протрешь взглядом…
Через месяц оказалось, что собранных данных недостаточно, и я застряла в Министерстве еще на месяц. На сей раз предстояло проверить некоторые статьи расходов более детально. Я, в общем, не расстроилась: работа непыльная, кропотливости и въедливости мне не занимать. Тем более, наш главный дал понять, что они моими результатами очень довольны. Так что я была жизнью вполне удовлетворена. А министерские настолько ко мне привыкли, что даже на очередную вечеринку пригласили – день рождения кого-то там. Я отказываться не стала – лишние знакомства никогда не помешают. Вела себя как полная очаровашка: тут уж на меня не только Джинни Поттер пялиться стала, но и кое-кто еще, мужчины, естественно. О моем браке и разводе, конечно, многие знали, а вот о той старой истории – почти никто. Поэтому я на правах стопроцентной гетеросексуалки весело кокетничала с Энтони и с Рупертом, а еще с Перси Уизли, который выглядел как полное чмо, зато имел в перспективе неплохую карьеру. Я, конечно, не идеал женской красоты, но достаточно сообразительна для того, чтобы превратить недостатки лица и фигуры в достоинства или хотя бы умело их скрыть. Глупо не пользоваться тем, что у тебя есть, учитывая, что женщин до сих пор встречают отнюдь не по уму. На мой ум в первую очередь внимание обратили пока только гоблины, за что я их сразу и начала уважать. Впрочем, не буду врать – я вообще не люблю плохо выглядеть, неважно, кто вокруг – маги, гоблины или пустыня с верблюдами. Изрядная часть моей вполне приличной зарплаты уходит на заботу о внешности. А что? Зарплата-то моя. Зато я давно не знаю, что такое смущение из-за немодной мантии или несвежего маникюра.
А вот Джинни Уизли… Поттер, я хочу сказать, явно исповедовала естественность. Максимум, на что ее хватало – тушь на рыжих ресницах и блеск на губах. Очевидно, Герой предпочитал натуральную красоту… если это можно назвать красотой, конечно. Во всяком случае, мои взгляды на красоту со взглядами Поттера точно не совпадали. Можно подумать, у нас вообще какие-то взгляды совпадали…
Впрочем, Уизли в отделе любили. И в Министерстве тоже. Уж не знаю, личное очарование тому причиной или то, кто был ее муж. Ехидство? Ну что вы; просто реальный взгляд на вещи. Конечно, у нее были бы друзья, и будь она просто Уизли или, к примеру, Лонгботтом. Но если вы мне скажете, что никто из ее друзей и знакомых ни разу не испытывал тщеславной гордости, произнося «А вот вчера у Поттеров…», я рассмеюсь вам в лицо. Вообще-то мне тоже не мешало бы подружиться с ней… но это выше моих сил, хоть заавадьте. Паркинсоновская практичность при этой мысли отступает перед моей персональной гордостью. Возможно, я набралась этих глупостей от бывшего мужа – Блэки всегда ставили гордость превыше всего, и мой супруг, хоть и происходил от глубоко побочной ветви семейства, по этому показателю не уступил бы самой Вальбурге. Так или иначе – не собиралась я дружить с Поттер.
Когда народ уже изрядно поднабрался огневиски – я-то много не пила, просто не люблю, но искусно делаю вид, что не хуже других, - я вышла «попудрить носик», как говорится, - а на обратном пути наткнулась на Джинни Уизли. В коридоре. И она сказала мне, что у меня очень красивая шея. Мол, это видно, когда я смеюсь, запрокидывая голову. Ну да, есть у меня такая привычка. Это не значит, что мне на самом деле так уж смешно. Это значит, что у меня хорошее настроение и я могу позволить себе немного расслабиться. И вообще, людям приятно, когда на их шутки так реагируют.
Вот только я не знала, что Уизли… ну да, Поттер, - реагирует на это так неадекватно. А ведь она вроде бы и пила немного.
Впрочем, раскрасневшиеся щеки и блестящие глаза – Мерлин, какой отвратительный голубой цвет – говорили об обратном.
- Уизли, какого черта ты так напилась? – напрямик спросила я.
- Ты вообще красивая, - ответила она. И провела пальцами по моему виску и щеке. Мягкими такими пальчиками.
И я растаяла, как полная дура. Давно уже ко мне никто так не прикасался. Ведь прошло почти два года с тех пор, как мы расстались с Эм… неважно, в общем. Потом я была замужем. За мужчиной. Это как бы… несколько не то. Не то чтобы меня от них тошнило; у меня вообще луженый желудок; и потом, я же обещала себе, что буду счастлива – вот я и была. А Уизли сейчас возникла совсем не ко времени. Она вообще была почти последним человеком, которого я могла бы представить в такой роли. И вот поди ж ты – стоим в коридоре чертова Министерства и уже целуемся. И губы у нее, оказывается, тоже мягкие. А вот запах огневиски явно лишний.
- Джинни, ты немного перебрала. Давай вернемся в отдел, выпьем кофе, - я пытаюсь уговорить ее по-хорошему, помня о том, чья она жена. Хотя мое любопытство уже подняло голову и очень интересуется: что там происходит, в семье Героя волшебного мира, если его супруга бросается на женщин, к тому же из числа не самых благонадежных?
Я отдираю ее руки от пуговиц моей мантии, а она наклоняет голову и целует мою шею под расстегнутым воротом. И не просто целует, а так, будто это… не знаю, последний сикль, что ли. В общем, нечто страшно ей необходимое. Щекотно… У меня что-то щелкает в мозгах, и я говорю себе, что ничего страшного в том, чтобы пойти на поводу ее желаний, не будет. И увлекаю ее за дверь какого-то кабинета. Нет, не мозги мной управляли, это точно…
Утром на моем столе – бывшем кожаном – стоял букет белых роз. Терпеть не могу розы. Даже белые. Не говоря уж о том, что мне такое внимание явно ни к чему. То есть… то есть вчерашнее происшествие вообще не должно было иметь никакого продолжения. Смущенная и краснеющая Уизли – максимум, чего я ждала. Какие еще цветы?
Я спокойно села на место, приподняла бровь, показывая неуместность расспросов об «авторстве» букета (полезный жест, у Драко научилась), и только через полчаса, когда все наговорились и занялись обычной межотдельской перепиской, посмотрела незаметно в сторону Уизли.
Она точно не была смущенной. Ну разве что чуть-чуть.
В ее голубые глазки будто по Люмосу вставили. Сидела, светилась, улыбалась. Ну чего ты мне улыбаешься?!! А если кому-нибудь еще в голову этот вопрос придет? Что ты говорить будешь? Джинни Поттер улыбается Панси Паркинсон-Блэк, как лучшей подруге. Да если бы как подруге – это еще меньшее из зол…
Она улыбалась мне, как любовнице. Ни больше, ни меньше.
Ты мне не любовница, Поттер. Ты – получасовое нетрезвое приключение. Да таких случаев сотни – на каждом корпоративе. Вечеринка без секса с коллегой – все равно что свадьба без невесты. Это просто мне не повезло – я работаю в гоблинском коллективе. Там и корпоративы-то не приняты, не говоря уж о тесных физических контактах.
В общем, перестань улыбаться и убери свои розы. Они полынью пахнут.
Все это я пыталась передать ей мысленно. Но, очевидно, тупость супруга в области ментальных техник, на которую еще Снейп жаловался, оказалась заразной. Уизли ничего не понимала.
Я скрипнула зубами и уткнулась в бесконечные свитки. И не поднимала головы до самого обеда. Вот же… нажила неприятности на свою голову. Два года вела себя идеально, дернул же боггарт расслабиться… Теперь надо что-то делать, пока никто ничего не заметил.
Я так усиленно думала, что же делать, что забыла про обед. И когда что-то опустилось на мое плечо, чуть не подскочила.
Оказалось, это была рука Джинни. А все остальные уже ушли на перерыв. Мы были одни.
Вот и славненько. Сейчас-то мы и расставим точечки над «и».
- Тебе понравились цветы? – спросила она. И это после того, как я полчаса пыталась внушить ей, что мне они НЕ понравились.
- Вчера было замечательно, правда? – это тоже было вопросом. И утверждением.
Призвав на помощь всю дарованную Салазаром дипломатию – это ведь Джинни ПОТТЕР, помните? – я открыла рот.
- Да, Джинни, это было замечательно… - далее должно было последовать «но», фраза о том, что я этого никогда не забуду, и тактичный намек на то, что это происшествие ценно для меня своей уникальностью и неповторимостью. Ни в коем случае не повторимостью.
- Я приду к тебе сегодня вечером? – перебила она. То есть никаких «но» она не ожидала. Ничего не понимаю. Ни-че-го.
Отчетливо понимаю только одно – никаких «сегодня вечером» быть не может. И «завтра вечером» тоже. Вообще никаких «завтра». Все, что могло быть, уже было – вчера.
- Джинни, хочешь тыквенного пирога? – в кабинет заявился Руперт. – Э-э… и ты, Панси… хочешь? – вот; вот этот ведет себя, как положено. Вчера он флиртовал со мной по пьяни, а сегодня вспомнил, что я ему не просто никто, а даже нежелательный элемент - в социальном плане. Поэтому он слегка смущается и ведет себя довольно принужденно. Именно так, как должна вести себя и Поттер.
- Хорошо, - киваю я ей. Здесь все равно не поговоришь. Будем разбираться вечером. Да, у меня дома, а где же еще. Нет, никакой интимности. Я умею любую обстановку превратить в резко деловую. Со мной бывает очень неуютно, Поттер, ты еще в этом убедишься. А мне проблемы не нужны.
Вечером Поттер прибывает, как «Хогвартс-экспресс», - по расписанию. И – о нет! – опять с белыми розами. Ну где она набралась этой пошлости?
- Я не люблю розы, - заявляю спокойно, когда она протягивает мне букет. Держу руки в карманах и жду ее реакции. Люмосы в ее глазах гаснут и даже волосы становятся менее рыжими. Вот это уже ближе к правильному ходу событий. Недолгий разговор в том же направлении – и наше «приключение» им и останется.
- Проходи, - улыбаюсь я той исключительно фальшивой улыбкой, которая отрепетирована специально для нежелательных клиентов. Я вовсе не хочу показаться грубиянкой – мне ведь надо только, чтобы она от меня отстала.
Она идет впереди меня в гостиную, и через ее плечо я замечаю слабый свет заклинания. Когда она садится на диван, букета в ее руках уже нет.
- Чай, кофе? – я продолжаю играть в сотрудницу крупного банка, встречающую клиента.
- Да, - говорит она. Я сбиваюсь.
- «Да» что?
- Вообще – да. Всегда.
Кто бы что ни говорил – я вовсе не бесчувственная. Просто выдержанная и хладнокровная. Но чувствовать я умею. Вот и сейчас я чувствую, как в одно мгновение изменилась расстановка сил. Что я сейчас ни скажи – все будет звучать фальшиво. Где же выход? Я намерена вернуть ситуацию под свой контроль, но никак не могу сообразить, какая роль мне сейчас подходит. А пока я туплю, Джинни Уизли – то есть Поттер – поднимается с дивана, подходит близко-близко, закидывает руки мне на шею и начинает целовать своими мягкими губами. Без всякого привкуса огневиски.
Долгое воздержание все-таки очень вредно. Думать начинаешь не мозгом, а… ну вы поняли. Если бы последние Мерлин-знает-сколько месяцев я не была одна, я бы отшила Джинни Уизли без проблем, можете не сомневаться. Тоже мне, вейла нашлась…
Но тело хотело… и в результате мозги опять капитулировали.
А потом она ушла. Снова со своими Люмосами. И сказала «до свидания». А я сказала «угу». Хотя должна была сказать… да флоббер-червю понятно, что именно я должна была сказать.
Выплата компенсаций родственникам погибших, восстановление Хогвартса, установка памятников и мемориальных досок в честь героев битв – мероприятия очень затратные.
Тем более, что, учитывая количество героев, мрамора потребовалось немало.
Так что теперь кроме, как к гоблинам, отцам нации идти было некуда. Кроме того, они вроде и за права гоблинов воевали... тоже. Хотя гоблинам на них, на права и на то, кто там у власти, плевать с большого гринготтского шпиля. Единственное, что волнует гоблинов на самом деле, это золото. И серебряные сикли. Впрочем, к кнатам они тоже относятся без пренебрежения.
Вот поэтому они отправили в Министерство меня.
Я к тому времени два года как работала в Гринготтсе и была там на приличном счету. Да и вообще выбора у них не было – магов в штате раз-два и обчелся, а посылать в Министерство гоблина никто не собирался: у них это воспринималось как наказание – работать с людьми. В общем, задание огребла я. Конечно, вопрос о том, дать Министерству кредит или послать его вежливо к покойному Лорду, будут решать шишки поважнее; но собранные мной данные на это тоже изрядно повлияют. Хотя дело, по большому счету, не в том, дать заем или нет, - дадут в любом случае; все упирается в ту сумму, в которую этот кредит правительству обойдется, – нам интересно, чтобы она была побольше, Министерству, само собой, наоборот. Чтобы знать, сколько запрашивать, мы и проводили проверку. В общем и целом, шанс для меня был неплохой в отношении карьеры; но и работка предстояла нехилая – анализ финансовой деятельности Министерства за последние пять лет. Очень поверхностный, конечно; для полного анализа тут всему Гринготтсу пришлось бы пахать года два. Но и на беглый анализ должно было уйти не меньше месяца. Гоблины меня не торопили; уж они-то совершенно правильно рассчитали, что чем дольше затягивается ожидание решения, тем на более высокий процент в итоге можно будет раскрутить правительство. Все равно других вариантов кредитования у Министра не было: иностранные банки, без сомнения, подыграли бы Гринготтсу – там ведь тоже гоблины работали. Честное слово, жаль, что Лорд не выиграл: уж он-то по крайней мере не отдал бы финансовую власть в стране этим ушастым карликам. Ума у них не отнять, так же, как и золота; поэтому, собственно, их и не следовало бы подпускать к банковскому делу ближе, чем на милю.
В Министерстве меня приняли нормально; сейчас, по прошествии нескольких лет, отношение к бывшим Упивающимся и их родственникам действительно стало близким к той толерантности, которая декларировалась в первый послевоенный год. Мне никто не мешал, хотя загруженными работой я бы министерских чиновников не назвала и под Круцио. Чаепития, сплетни и бесконечная переписка, кажется, составляли основу их деятельности. В Гринготтсе я привыкла к несколько иному ритму. Вообще-то в первые дни работы в банке я аппарировала из-за рабочего стола прямо на диван в своей квартире, и не успевала заснуть, как уже пора было просыпаться. Потом, конечно, стало проще, но, думаю, все равно эта причина была не последней в списке, который намеревался предъявить мне супруг, объясняя, почему он хочет развестись со мной. Список, очевидно, был длинный, но я не дала мужу шансов его озвучить: он сказал – «я думаю, мы должны развестись, потому что…», я быстренько сказала «согласна», он закрыл рот и не открывал его до суда, где, в свою очередь, сказал «согласен» и вернул мне свободу, а я ему – обручальное кольцо. Ах да, он еще сказал, что мне следовало добавить к своей фамилии не Блэк, а Гринготтс. Вот именно из-за этого я считаю, что моя работа его раздражала. И еще то, что детей у нас не было. А мне, честное слово, было некогда. И лень.
А сейчас я сидела за большим, когда-то кожаным столом, который мне весьма любезно предоставило Министерство, – чтоб этот стол у них к полу прирос заклинанием Вечного приклеивания, - и аккуратно работала, наблюдая, как сотрудники славного ведомства в большей или меньшей степени валяют ваньку и маются дурью. А через несколько дней я поняла, что за мной тоже наблюдают. Точнее, пялятся. Потому что наблюдают – это когда по заданию. А Джинни Уизли – Поттер то есть – никто задания наблюдать за мной дать не мог. Откуда я знаю? Да уж знаю. В Министерстве даже сейчас не одни гриффиндорцы работают. Значит, она просто пялилась. Неизвестно зачем.
Она и работала неизвестно зачем. Я-то точно знаю количество поттеровских галлеонов. С таким счетом можно всю жизнь на завтрак Феликс Фелицис пить и все равно не разориться. Не самые богатые люди страны, конечно, но для безбедной жизни достаточно. Это Паркинсоны, хоть и чистокровные, не могли позволить себе не работать. Именно поэтому родители так радовались, когда у меня завязалась дружба с Малфоем. По-моему, они еще долго продолжали радоваться - уже после того, как я сама поняла, что нам с Драко ничего не светит. Кроме дружбы, конечно. Хотя эта самая дружба – она у меня сейчас самое дорогое. Даже дороже работы. А поженись мы – глядишь, уже Фурункулюсами друг друга награждали бы вместо «спокойной ночи». Так что я не жалею, что у нас не сложилось. А вот мама до сих пор вздыхает. А что вздыхать? – самой надо было Люциуса очаровывать, а не Теренса Паркинсона. Была бы сейчас леди Малфой, а я – богатой наследницей, а Драко вообще бы не было… нет, пожалуй, это тоже не вариант. Пусть уж все идет, как есть. И вообще – можно подумать, это от меня зависит… размечталась.
А Джинни Поттер так и пялится. Сидит в соседнем кабинете, стол стоит наискосок, так что через открытую дверь ей меня прекрасно видно. Ну и мне ее тоже: иногда случайно подниму глаза от бумаг и успеваю заметить движение – она наклоняет голову к своим пергаментам. И краснеет. Салазар великий, как она краснеет! Как молоко, в которое опрокинули пинту клубничного сока. Будь у меня такая кожа, я бы краснеть разучилась раньше, чем научилась летать. Это ж невозможно – все равно что на лбу написать «ах, вы меня смущаете». Смущаться-то смущается… а через полчаса поднимаю голову – а она опять глазки свои голубенькие еле успевает отвести. Мне-то нравятся темно-синие… впрочем, неважно. Дня через два я привыкла, что она смотрит. Мало ли… Может, ей жить скучно стало, и девушка решила в одиночку раскрыть крупный заговор Темных сил – я главная подозреваемая, естественно, потому что других родственников Упивающихся поблизости не наблюдается. Или она следит, чтобы я, не дай Мерлин, факты не подтасовывала, с целью опорочить Министерство в глазах финансовых воротил магомира. Можно подумать, само Министерство с этой задачей плохо справляется… В общем, я привыкла. На меня еще и не так смотрели, и что? Жива, здорова, благополучна. Так что успехов, Уизли! Может, дырку на мне протрешь взглядом…
Через месяц оказалось, что собранных данных недостаточно, и я застряла в Министерстве еще на месяц. На сей раз предстояло проверить некоторые статьи расходов более детально. Я, в общем, не расстроилась: работа непыльная, кропотливости и въедливости мне не занимать. Тем более, наш главный дал понять, что они моими результатами очень довольны. Так что я была жизнью вполне удовлетворена. А министерские настолько ко мне привыкли, что даже на очередную вечеринку пригласили – день рождения кого-то там. Я отказываться не стала – лишние знакомства никогда не помешают. Вела себя как полная очаровашка: тут уж на меня не только Джинни Поттер пялиться стала, но и кое-кто еще, мужчины, естественно. О моем браке и разводе, конечно, многие знали, а вот о той старой истории – почти никто. Поэтому я на правах стопроцентной гетеросексуалки весело кокетничала с Энтони и с Рупертом, а еще с Перси Уизли, который выглядел как полное чмо, зато имел в перспективе неплохую карьеру. Я, конечно, не идеал женской красоты, но достаточно сообразительна для того, чтобы превратить недостатки лица и фигуры в достоинства или хотя бы умело их скрыть. Глупо не пользоваться тем, что у тебя есть, учитывая, что женщин до сих пор встречают отнюдь не по уму. На мой ум в первую очередь внимание обратили пока только гоблины, за что я их сразу и начала уважать. Впрочем, не буду врать – я вообще не люблю плохо выглядеть, неважно, кто вокруг – маги, гоблины или пустыня с верблюдами. Изрядная часть моей вполне приличной зарплаты уходит на заботу о внешности. А что? Зарплата-то моя. Зато я давно не знаю, что такое смущение из-за немодной мантии или несвежего маникюра.
А вот Джинни Уизли… Поттер, я хочу сказать, явно исповедовала естественность. Максимум, на что ее хватало – тушь на рыжих ресницах и блеск на губах. Очевидно, Герой предпочитал натуральную красоту… если это можно назвать красотой, конечно. Во всяком случае, мои взгляды на красоту со взглядами Поттера точно не совпадали. Можно подумать, у нас вообще какие-то взгляды совпадали…
Впрочем, Уизли в отделе любили. И в Министерстве тоже. Уж не знаю, личное очарование тому причиной или то, кто был ее муж. Ехидство? Ну что вы; просто реальный взгляд на вещи. Конечно, у нее были бы друзья, и будь она просто Уизли или, к примеру, Лонгботтом. Но если вы мне скажете, что никто из ее друзей и знакомых ни разу не испытывал тщеславной гордости, произнося «А вот вчера у Поттеров…», я рассмеюсь вам в лицо. Вообще-то мне тоже не мешало бы подружиться с ней… но это выше моих сил, хоть заавадьте. Паркинсоновская практичность при этой мысли отступает перед моей персональной гордостью. Возможно, я набралась этих глупостей от бывшего мужа – Блэки всегда ставили гордость превыше всего, и мой супруг, хоть и происходил от глубоко побочной ветви семейства, по этому показателю не уступил бы самой Вальбурге. Так или иначе – не собиралась я дружить с Поттер.
Когда народ уже изрядно поднабрался огневиски – я-то много не пила, просто не люблю, но искусно делаю вид, что не хуже других, - я вышла «попудрить носик», как говорится, - а на обратном пути наткнулась на Джинни Уизли. В коридоре. И она сказала мне, что у меня очень красивая шея. Мол, это видно, когда я смеюсь, запрокидывая голову. Ну да, есть у меня такая привычка. Это не значит, что мне на самом деле так уж смешно. Это значит, что у меня хорошее настроение и я могу позволить себе немного расслабиться. И вообще, людям приятно, когда на их шутки так реагируют.
Вот только я не знала, что Уизли… ну да, Поттер, - реагирует на это так неадекватно. А ведь она вроде бы и пила немного.
Впрочем, раскрасневшиеся щеки и блестящие глаза – Мерлин, какой отвратительный голубой цвет – говорили об обратном.
- Уизли, какого черта ты так напилась? – напрямик спросила я.
- Ты вообще красивая, - ответила она. И провела пальцами по моему виску и щеке. Мягкими такими пальчиками.
И я растаяла, как полная дура. Давно уже ко мне никто так не прикасался. Ведь прошло почти два года с тех пор, как мы расстались с Эм… неважно, в общем. Потом я была замужем. За мужчиной. Это как бы… несколько не то. Не то чтобы меня от них тошнило; у меня вообще луженый желудок; и потом, я же обещала себе, что буду счастлива – вот я и была. А Уизли сейчас возникла совсем не ко времени. Она вообще была почти последним человеком, которого я могла бы представить в такой роли. И вот поди ж ты – стоим в коридоре чертова Министерства и уже целуемся. И губы у нее, оказывается, тоже мягкие. А вот запах огневиски явно лишний.
- Джинни, ты немного перебрала. Давай вернемся в отдел, выпьем кофе, - я пытаюсь уговорить ее по-хорошему, помня о том, чья она жена. Хотя мое любопытство уже подняло голову и очень интересуется: что там происходит, в семье Героя волшебного мира, если его супруга бросается на женщин, к тому же из числа не самых благонадежных?
Я отдираю ее руки от пуговиц моей мантии, а она наклоняет голову и целует мою шею под расстегнутым воротом. И не просто целует, а так, будто это… не знаю, последний сикль, что ли. В общем, нечто страшно ей необходимое. Щекотно… У меня что-то щелкает в мозгах, и я говорю себе, что ничего страшного в том, чтобы пойти на поводу ее желаний, не будет. И увлекаю ее за дверь какого-то кабинета. Нет, не мозги мной управляли, это точно…
Утром на моем столе – бывшем кожаном – стоял букет белых роз. Терпеть не могу розы. Даже белые. Не говоря уж о том, что мне такое внимание явно ни к чему. То есть… то есть вчерашнее происшествие вообще не должно было иметь никакого продолжения. Смущенная и краснеющая Уизли – максимум, чего я ждала. Какие еще цветы?
Я спокойно села на место, приподняла бровь, показывая неуместность расспросов об «авторстве» букета (полезный жест, у Драко научилась), и только через полчаса, когда все наговорились и занялись обычной межотдельской перепиской, посмотрела незаметно в сторону Уизли.
Она точно не была смущенной. Ну разве что чуть-чуть.
В ее голубые глазки будто по Люмосу вставили. Сидела, светилась, улыбалась. Ну чего ты мне улыбаешься?!! А если кому-нибудь еще в голову этот вопрос придет? Что ты говорить будешь? Джинни Поттер улыбается Панси Паркинсон-Блэк, как лучшей подруге. Да если бы как подруге – это еще меньшее из зол…
Она улыбалась мне, как любовнице. Ни больше, ни меньше.
Ты мне не любовница, Поттер. Ты – получасовое нетрезвое приключение. Да таких случаев сотни – на каждом корпоративе. Вечеринка без секса с коллегой – все равно что свадьба без невесты. Это просто мне не повезло – я работаю в гоблинском коллективе. Там и корпоративы-то не приняты, не говоря уж о тесных физических контактах.
В общем, перестань улыбаться и убери свои розы. Они полынью пахнут.
Все это я пыталась передать ей мысленно. Но, очевидно, тупость супруга в области ментальных техник, на которую еще Снейп жаловался, оказалась заразной. Уизли ничего не понимала.
Я скрипнула зубами и уткнулась в бесконечные свитки. И не поднимала головы до самого обеда. Вот же… нажила неприятности на свою голову. Два года вела себя идеально, дернул же боггарт расслабиться… Теперь надо что-то делать, пока никто ничего не заметил.
Я так усиленно думала, что же делать, что забыла про обед. И когда что-то опустилось на мое плечо, чуть не подскочила.
Оказалось, это была рука Джинни. А все остальные уже ушли на перерыв. Мы были одни.
Вот и славненько. Сейчас-то мы и расставим точечки над «и».
- Тебе понравились цветы? – спросила она. И это после того, как я полчаса пыталась внушить ей, что мне они НЕ понравились.
- Вчера было замечательно, правда? – это тоже было вопросом. И утверждением.
Призвав на помощь всю дарованную Салазаром дипломатию – это ведь Джинни ПОТТЕР, помните? – я открыла рот.
- Да, Джинни, это было замечательно… - далее должно было последовать «но», фраза о том, что я этого никогда не забуду, и тактичный намек на то, что это происшествие ценно для меня своей уникальностью и неповторимостью. Ни в коем случае не повторимостью.
- Я приду к тебе сегодня вечером? – перебила она. То есть никаких «но» она не ожидала. Ничего не понимаю. Ни-че-го.
Отчетливо понимаю только одно – никаких «сегодня вечером» быть не может. И «завтра вечером» тоже. Вообще никаких «завтра». Все, что могло быть, уже было – вчера.
- Джинни, хочешь тыквенного пирога? – в кабинет заявился Руперт. – Э-э… и ты, Панси… хочешь? – вот; вот этот ведет себя, как положено. Вчера он флиртовал со мной по пьяни, а сегодня вспомнил, что я ему не просто никто, а даже нежелательный элемент - в социальном плане. Поэтому он слегка смущается и ведет себя довольно принужденно. Именно так, как должна вести себя и Поттер.
- Хорошо, - киваю я ей. Здесь все равно не поговоришь. Будем разбираться вечером. Да, у меня дома, а где же еще. Нет, никакой интимности. Я умею любую обстановку превратить в резко деловую. Со мной бывает очень неуютно, Поттер, ты еще в этом убедишься. А мне проблемы не нужны.
Вечером Поттер прибывает, как «Хогвартс-экспресс», - по расписанию. И – о нет! – опять с белыми розами. Ну где она набралась этой пошлости?
- Я не люблю розы, - заявляю спокойно, когда она протягивает мне букет. Держу руки в карманах и жду ее реакции. Люмосы в ее глазах гаснут и даже волосы становятся менее рыжими. Вот это уже ближе к правильному ходу событий. Недолгий разговор в том же направлении – и наше «приключение» им и останется.
- Проходи, - улыбаюсь я той исключительно фальшивой улыбкой, которая отрепетирована специально для нежелательных клиентов. Я вовсе не хочу показаться грубиянкой – мне ведь надо только, чтобы она от меня отстала.
Она идет впереди меня в гостиную, и через ее плечо я замечаю слабый свет заклинания. Когда она садится на диван, букета в ее руках уже нет.
- Чай, кофе? – я продолжаю играть в сотрудницу крупного банка, встречающую клиента.
- Да, - говорит она. Я сбиваюсь.
- «Да» что?
- Вообще – да. Всегда.
Кто бы что ни говорил – я вовсе не бесчувственная. Просто выдержанная и хладнокровная. Но чувствовать я умею. Вот и сейчас я чувствую, как в одно мгновение изменилась расстановка сил. Что я сейчас ни скажи – все будет звучать фальшиво. Где же выход? Я намерена вернуть ситуацию под свой контроль, но никак не могу сообразить, какая роль мне сейчас подходит. А пока я туплю, Джинни Уизли – то есть Поттер – поднимается с дивана, подходит близко-близко, закидывает руки мне на шею и начинает целовать своими мягкими губами. Без всякого привкуса огневиски.
Долгое воздержание все-таки очень вредно. Думать начинаешь не мозгом, а… ну вы поняли. Если бы последние Мерлин-знает-сколько месяцев я не была одна, я бы отшила Джинни Уизли без проблем, можете не сомневаться. Тоже мне, вейла нашлась…
Но тело хотело… и в результате мозги опять капитулировали.
А потом она ушла. Снова со своими Люмосами. И сказала «до свидания». А я сказала «угу». Хотя должна была сказать… да флоббер-червю понятно, что именно я должна была сказать.
