Роулинг всех обманула. Нет, это, конечно, не новость – так или иначе, мы все об этом догадывались, но все же… Персонажи вообще вздорный народ – все время пытаются управлять автором: кто-то не хочет умирать в предписанный ему срок, кто-то – жить с полагающимся ему по авторскому замыслу супругом. А уж когда эти персонажи списываются с реально существующих людей…
Впрочем, обо всем и обо всех по порядку.
Итак, финальная битва состоялась, как и рассказывала нам леди Джоан, но с некоторыми отличиями. Фред Уизли остался жив. В последний момент он успел отскочить от рухнувшей стены. Зря он, что ли, в свое время столько лет был отбивалой гриффиндорской квиддичной команды? Тут важна ловкость, быстрота реакции и сила удара – либо ты по бладжеру, либо он по тебе.
Далее. Люпин. Тоже жив. Долохов-то Долоховым, но наша уважаемая госпожа летописец магических хроник как-то напрочь забыла о замечательной особенности полукровок, к коим и относили оборотней, - сочетать в себе разум человека и силу и быстроту зверя. В общем, не успел наш горе-соотечественник (я имею в виду Антонина) договорить «Авада Кеда…», как был уже спеленут до самых глаз обычным Инкарцеро. А поскольку он тут же принялся чествовать своего более удачливого соперника отборным русским матом – а вокруг были дети, сражающиеся с Упивающимися, – то получил еще и Силенсио.
Тонкс. Ну, тут вообще все проще простого. Вы часом не забыли, что Нимфадора – метаморф? То-то же. В последний момент, вспомнив, как ее дражайшая тетушка обычно обращается с родственниками, девушка поднатужилась и приняла облик… Вольдеморта. Немудрено, что у Беллатрикс дрогнула палочка. Дальнейшее было разыграно, как по нотам – годы аврорской практики не проходят даром.
Так. Кто там у нас еще? Лаванда Браун отделалась сотрясением мозга. Хотя, похоже, при лобовом столкновении с землей от удара случилась деформация головного мозга и извилины возникли там, где их раньше не наблюдалось. Поэтому впоследствии она поступила в университет, закончила его с красным дипломом, а затем получила еще и степень доктора нумерологии, чем немало всех удивила. Третий глаз ее, правда, закрылся – увы! – навеки. О чем неоднократно скорбели ее подружка Парвати и профессор Трелони по вечерам за чашечкой чая с хересом. Или, скорее, хереса с чаем, исходя из соотношения этих двух составляющих.
Колин Криви, как выяснилось позднее, получил Аваду в фотоаппарат и упал в обморок от ужаса, что с ним сделает отец, когда узнает, что он угробил уже вторую игрушку, которая «между прочим, огромных денег стоит для простого молочника!».
Под самый занавес великой победы, то есть спустя неделю непрерывного пьянствования по такому радостному случаю, когда все участники питьевых боевых действий уже еле ползали от количества выпитого, но незаеденного, явился сам… Нет, не Вольдеморт – тот был совершенно точно и безвозвратно убит собственной Авадой, отраженной твердолобым фирменным Экспеллиармусом Поттера. Это был Хмури, отчаянно чертыхающийся и призывающий все кары небесные на голову того, кто умудрился почти год назад слямзить его волшебный глаз во время операции «Семь Поттеров». Придя в себя в Запретном Лесу и не найдя сей любопытственной магической штучки, позволяющей видеть сквозь препятствия, каковыми затылок и мозги бывшего аврора явно не считались, старый параноик решил не испытывать судьбу и не провоцировать врагов, которые и так повсюду, и только и ждут подходящего момента, на решительные действия и просто затаился. Там же, в Запретном Лесу. Где в течение года к немалому огорчению Хагрида резко сократилась популяция мантикор и других приятных зверушек. Что неудивительно. От семиэтажной ругани Аластора и дракон бы поперхнулся собственным пламенем, а звери помельче просто решили убраться подальше. Так, на всякий случай. Подобру-поздорову.
Самое интересное произошло на девятый день, когда Хмури, хоть и несколько припозднившийся на основные события, но, тем не менее, принявший самое активное участие в их обмывании, и успевший уже опустошить к этому времени не только остатки винных погребов Хогвартса, но и кладовые Слизнорта подчистую, отправился в больничное крыло в поисках, а не завалялось ли там чего. (Как же! Заваляется у таких…) Но вместо опохмела он обнаружил там бледного и всего обмотанного окровавленными бинтами аки мумия Северуса Снейпа, который находился в сознании и относительном здравии, поскольку в ответ на нечленораздельное шипение Шизоглаза «Свят-свят-свят!» (да, того уже успели просветить о положении дел между рюмкой-другой) смог прохрипеть: «Прекрати паясничать! Это меня укусила змея! А ты вообще умер!» Хрип был тихим, малоразборчивым, но так и сочился фирменным сарказмом и не менее фирменным ядом, в котором уже трудно было разобрать, где заканчивается змеиная составляющая и начинается снейповская. Кстати, для всех так и осталось загадкой, каким образом практически умирающий зельевар переместился из Визжащей Хижины в лазарет, и кто же занимался перевязкой. Никто на это счет не мог вспомнить не только никаких подробностей, но и самих фактов, а спрашивать самого Снейпа поостереглись. Ибо… Герой, герой и еще раз герой. Хоть и с подачи ненавистного ему Гарри Поттера как гаранта истинности.
Так начиналось похмельное утро новой жизни – с жуткой головной боли, неожиданностей, приятных и не очень, и километровой очереди за антипохмельным зельем к Слизнорту, который, охватив руками свой многострадальный мыслительный котелок, периодически стукался им о стоящий на столе серебряный котел первого размера и приговаривал, словно мантру: «Ну почему снова я? Вон Снейп жив – он тоже может!»
Утро нового дня для Грейнджер и Уизли началось не менее интересно. Во-первых, с того, что они проснулись в одной постели. Во-вторых, на прикроватной тумбочке обнаружилось магическое свидетельство о том, что они теперь носят одну фамилию. И, в-третьих, у каждого на безымянном пальце левой руки красовалось теперь простенькое медное обручальное кольцо.
– А…иэ-э-эы… А п-почему оно медное? – икнув, спросил Рон.
– А об этом надо спросить тебя, – фыркнула Гермиона.
– П-поч-чему меня? – испугался новоявленный муж.
– Ладно, забыли. Могло быть и хуже. Спасибо хоть, что не деревянное!
Не самое лучшее начало для семейной жизни, но они были молоды и дерзки, полны сил и отваги, за их плечами была огромная победа, а впереди их ждало безоблачное будущее. По крайней мере, так им казалось тогда. И они решили рискнуть.
А что мальчик, который выжил, спросите вы? А что с ним? Выжил – и выжил. Победил – и победил. Устроился на работу. Женился. Родил. Но об этом уже столько понаписано статей и книг, что право слово – не интересно!
Счастливой или не очень семейной жизни Гермионы и Рона хватило ни много, ни мало на семь лет. Правда, злые языки утверждали, что ежели б миссис Уизли-младшая (или миссис Грейнджер-Уизли, как предпочитала себя называть она) поменьше бы моталась в первые шесть лет супружеской жизни по всяким учебам, семинарам и научным командировкам, то раскол назрел бы куда раньше.
Так или иначе, но, вдрызг разругавшись, супруги подали на развод, и уже буквально на следующий день все газеты магической Англии опубликовали колдографии Рональда с некой изящной брюнеточкой, в которой знающие люди признали лучшую подругу Габриэль Делакур Франческу. Гермиона очень тяжело переживала разрыв с мужем. Молли, как ни странно, горой стояла за невестку, прекратив всякое общение с сыном. Странно, потому что все знали, что миссис Уизли-старшая далеко не во всем довольна миссис Уизли-младшей, и неумение и нежелание последней готовить занимало далеко не последнее место в списке претензий ее свекрови. Для тех же, кто хорошо знал Гермиону, подобное поведение Молли не казалось чем-то из ряда вон выходящим, ибо стоило экс-мисс Грейнджер, некогда потерпевшей полное фиаско на почве борьбы за освобождение домовых эльфов, бросить все свои резервы на отстаивание прав садовых гномов, то семейству Уизли с их полностью загномленными садом и огородом пришлось бы несладко.
Пожалуй, собственно наша история началась в тот день, когда директор школы чародейства и волшебства Хогвартс Минерва МакГонагалл, от волнения поспешно опустошив уж который пузырек валерьянки, вернулась к чтению скандальных подробностей бракоразводного процесса Гермионы и Рональда Уизли. На глаза набегала слеза, было до боли жаль девочку, но… Но тут в дверь постучали и директрисе не оставалось ничего иного, как принять подобающий случаю официальный вид.
Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет, повидавший много чего на своем веку, вплыло нечто бесформенное, тщательно завернутое в какие-то черно-коричневые тряпки, а следом вошел кавалер ордена Мерлина второй степени, блестящий шпион, талантливый зельевар, летучая мышь подземелий, а ныне профессор ЗОТИ Северус Снейп, который и левитировал это НЕЧТО впереди себя.
– Добрый вечер, Минерва, – поздоровался он. – Извините, что так сразу перехожу к делу, но ведь учебный год начинается уже через несколько дней, так что… Вам удалось найти кого-нибудь на должность профессора Трансфигурации?
– Нет, но…
– Тогда вас заинтересует моя новость.
Надо сказать, что с тех пор, как профессор МакГонагалл заняла место директора, первоочередной задачей стало найти достойного учителя Трансфигурации. Поскольку Минерва предъявляла довольно высокие требования к кандидатам, а во время войны никто всерьез не занимался подготовкой молодых кадров, то на первый взгляд небольшая проблема грозила перерасти в настоящую головную боль. Благо, с ЗОТИ сейчас не возникало неприятностей, словно вновь занявший после победы эту должность по настоянию Министерства Магии и Попечительского Совета профессор Снейп снял с нее проклятие, довлевшее годами.
– И что же это за новость? – осторожно поинтересовалась директриса.
– Я нашел вам подходящего человека. Разумеется, подходящего с вашей точки зрения, – не удержался он от колкости.
– Кого же?
– Вот.
Вместо слов Снейп взмахнул волшебной палочкой и опустил непонятный тряпичный куль на коврик перед столом директора. Та недоуменно посмотрела на него («Издевается, что ли?»), поправила очки и немного подалась вперед, чтобы взглянуть поближе. При более близком рассмотрении куль оказался человеком, а если точнее – то Гермионой Грейнджер… то есть Уизли… нет, все-таки Грейнджер, если верить той паршивой газетенке.
– Что с ней? – прошептала Минерва, опускаясь на колени рядом с некогда любимой ученицей. – Она ранена? Нападение? Где вы ее нашли? Надо… Поппи…
– Необязательно. Она просто мертвецки пьяна. А нашел я ее в Дырявом Котле, где она, взобравшись на стол и размахивая полупустой бутылкой огневиски, призывала всех отпускать на свободу нарглов, платить зарплату мыслешмыгам и верить в сущестование домовых эльфов, – сказал зельевар, скривившись от отвращения. – Я просто подумал, что вы мне не простите, если я оставлю ее там в подобном состоянии.
Внезапно заблестевшие от слез глаза пожилой ведьмы подсказали ему, что он был прав в своих догадках.
– Да и Том был мне благодарен. Сказал, что это безобразие продолжалось уже три дня, и что она ополовинила его запасы спиртного.
– Бедная девочка… – прошептала МакГонагалл, отводя с лица Гермионы спутанные каштановые пряди. – Пережить такое…
– Надо сказать, что Уизли впервые в жизни совершил разумный поступок, – откашлявшись, подал голос Снейп.
– Северус! Да как ты смеешь…
– А что я такого сказал? Я имею в виду, что весьма благоразумно с его стороны наконец-то осознать, что он ей не пара.
– Ну, не знаю… – вздохнула женщина. – Рон был неплохим мальчиком… Ну не то чтобы совсем для нее… Гермиона безусловно заслуживает большего… Но они, казалось, так любили друг друга и были такой парой… Надо сказать эльфам, чтобы приготовили комнату, – сказала она, поднимаясь с колен.
Так и получилось, что утро еще одной новой жизни для Гермионы Грейджер было отмечено похмельным синдромом.


* * *

– И кто же это говорит? Человек, знающий подростковую психику, как свои пять пальцев? Мать, воспитавшая целый выводок невыносимых созданий?
– Да вы… Вы-то сами, что… тоже мне, отец семейства!
– Если вы до сих пор не заметили, то на моей ответственности целый факультет и, между прочим, уже без малого двадцать пять лет!
– Да вы что! Надо же… А я, значит, просто мимо пробегала да зазевалась на ваше шипение!
Минерва МакГонагалл вздохнула и, предосудительно покачав головой, встала, жестом предлагая коллегам следовать за ней прочь из кабинета.
Учебный год начинается как обычно. То есть со скандала. И так уже десять лет. С тех пор как Северус доставил в школу Гермиону в бессознательном состоянии. С тех пор, как ее утвердили в должности профессора Трансфигурации и декана факультета Гриффиндор. Словно вражда между факультетами нашла воплощение в этих двоих. И чем дальше, тем хуже.
– Ах, оставьте меня, вы, занудная старая дева, зациклившаяся на своих комп... – доносилось тем временем из кабинета
– ЧТО-О-О???
– Ах, да… Простите – я, право, погорячился насчет девы. Совсем запамятовал… Но все остальное – в силе.
– Вы! Вы… мерзкий… противный…
Вновь тяжело вздохнув, МакГонагалл закрыла дверь и начала спускаться по лестнице. Это было невыносимо. Отвратительно! И с этим нужно было срочно что-то делать… Только что?
Не успела она ступить на следующий пролет, как наверху дверь с треском распахнулась, и послышались быстрые шаги. Северус. Спустя секунду – звон разбитого стекла и крик, полный злости:
– Грейнджер, вы в своем уме?!
Когда мимо нее на всех парах пронесся негодующий Снейп, Минерва с тоской подумала, что надо бы вновь обновить восстанавливающие чары на всех бьющихся предметах. Или попросить Филиуса. И вообще это никуда не годится – ведут себя оба как дети. Ладно бы еще при коллегах (хотя тоже некрасиво) – но при студентах!
«Гермиона… никогда не ожидала… А Северус… ведь не мальчик – шестой десяток уж разменял! И надо все же выбрать время и написать сестре…»

* * *

Никто уже не помнил, из-за чего все это началось. Говорили только, что в первый год Гермионы на посту профессора и декана все было еще более-менее терпимо (насколько это вообще возможно в случае со Снейпом), а потом оба как с цепи сорвались. Лаванда Браун в свои редкие визиты в Хогвартс со всезнающим видом уверяла, что все это было заложено еще тогда, когда на день рождения Гермионы в Хогсмид заявился Рон с новой супругой, и когда вмешаться в конфликт попросили Снейпа. Ибо больше никто бы не рискнул лезть на рожон (гриффиндорцы, блин!). Да, кивала головой Лаванда, магический квадрат предрекал Гермионе в тот день сплошь неурядицы, ненависть и раздор, а поскольку был задействован и слизеринский декан, то он взял на себя часть негатива. И в подтверждение своих слов бывшая первая красавица Гриффиндора всем желающим, а также вовсе и не жаждущим совала под нос розовый надушенный пергамент, испещренный кабалистическими знаками и вычислениями. Парвати Патил, работавшая ныне ассистенткой профессора Трелони (вместе дамы таки выжили кентавра Флоренца из замка назад в Запретный лес), утверждала, в пику своей подружке, предавшей светлые идеалы тонких материй и высоких энергий, что никакую потасовку Снейп не растаскивал. Он явился, когда уже все разошлись, и в своем хрустальном шаре Парвати-де видела, как он по потайному ходу уволок совершенно пьяную Гермиону к себе в подземелья. Далее мнения расходились. Понятно, что сбивчиво-восторженные речи трио Браун-Трелони-Патил не могли приниматься во внимание ввиду… их предрасположенности. Грейнджер впоследствии кричала, что Снейп воспользовался ее состоянием, напоил Веритасерумом с целью дальнейшего шантажа. Снейп, с видом оскорбленной невинности поджимая губы, заявлял, что воспользовался потайным ходом, ведущим в его апартаменты и не использовавшимся со времен его шпионской деятельности, чтобы избежать встреч со студентами, и тем самым уберечь доброе имя профессора Грейнджер, столь неосмотрительно упившейся посреди учебного процесса в дупелягу. И коль скоро они оказались в его комнатах, то он заставил ее выпить антипохмельное зелье, чтобы она могла добраться к себе своим ходом. МакГонагалл вообще молчала, поскольку вырвало Гермиону, доставленную портключом из подземелий, именно в ее кабинете. Все остальные же могли только строить догадки и перешептываться за спинами главных участников, чем они, собственно и занимались.
Но что было замечено всеми без исключения, так это то, что с той поры Снейп не пропускал ни малейшей возможности намекнуть профессору Грейнджер на какие-то никому неведомые подробности ее личной жизни с Рональдом Уизли, после чего Гермиона превращалась в настоящую фурию. Далее следовала совершенно безобразная сцена, после которой слизеринский гад удалялся в свои владения, довольно посмеиваясь и едва ли не облизываясь, как кот, вылакавший целое блюдце сливок.

* * *

Профессор Снейп не мог удержаться от искушения едко комментировать любые заявления Грейнджер, даже если это был всего лишь женский разговор о тряпках и побрякушках, уж точно никак его не касающийся.
– Нет, это же сущий кошмар! Ну, скажите мне на милость, ЧТО он мог в ней такого найти? – возмущенно шептала Гермиона мадам Помфри.
– Не знаю, правда, о чем вы, но думаю, что не все так страшно. А вот если хотите увидеть настоящий ужас, то взгляните, исключения ради, в собственное зеркало, – промурлыкал над ухом такой знакомый и ненавистный голос.
– Профессор Снейп! Да как вы смеете вмешиваться в частную беседу! Да вы сами… без слез и страха и не взглянешь! Про таких, как вы, магглы говорят «снимаюсь в фильме ужасов без грима». Куда уж мне!
Снейп отвесил подчеркнуто-вежливый поклон.
– Не знал, что являюсь для вас идеалом красоты и образцом для подражания. Признаться, польщен.
Пренебрежительный кивок – и Гермионе остается лишь глотать слезы бессильной ярости, сжимая кулаки и шепча бессвязные проклятия ему вслед.
И как бы там Минерва не сердилась, доводить Грейнджер до взрывоопасного состояния так приятно! Смотреть в ее потемневшие от гнева глаза – того и гляди начнут метать молнии! – видеть, как трепещут побелевшие крылья ее носа, а уши, наоборот, краснеют; как и без того неуправляемая грива каштановых волос окончательно встает дыбом…
Нет, ему определенно нравится быть сволочью! Это создает дополнительное ощущение власти над людьми – видеть их обескураженными и лопочущими нечто невразумительное. А также это восхитительное чувство скольжения по краю – ему так его не хватало со времен победы над Темным Лордом! Ровно до той поры, пока в его жизни вновь не появилась Грейнджер.
Хорошо-то как! Эх…

* * *

Все время быть начеку – это так утомительно. Нервы – словно натянутые до предела струны, а струны, к сожалению, имеют весьма неприятное обыкновение лопаться с эдаким противным визгом… Каждое утро, плеснув себе холодной воды в лицо, чтобы окончательно проснуться, повторять, словно мантру: «Я. Больше. Никогда. Не поведусь. На его. Гнусные. Выходки. Не буду реагировать – и все!»
Спуститься к завтраку в Большой Зал, чтоб окончательно понять – очередной сеанс самовнушения пропал даром.
– Профессор Снейп, вы не передадите мне соль?
– Разумеется, нет.
Дотянуться самой, на мгновение задумавшись, а не опрокинуть ли чего на этого упыря. Но нет – вместо этого мило улыбнувшись, от чего он скривился, как от зубной боли, обернуться к нему и шелковым голосом – о да! за эти годы она многому у него научилась – спросить:
– Северус, и как вам показалась овсянка?
– Терпимо. И я не разрешал вам называть меня по имени!
Пропустить последнюю фразу мимо ушей и подавить непреодолимое желание стукнуть его чем-нибудь тяжелым. Кочергой, к примеру.
– Да? А я, когда шла сюда, случайно услышала разговор ваших слизеринцев. Пятый курс. МакКенти и Брайан. И они утверждали, что прокрались на кухню и, отвлекая чем-то эльфов, подмешали в кашу слабительное. Вы заметили, что никто из ваших к ней не притронулся? Налегают на тосты и омлет…
Тихий звяк ложки о тарелку. Гермиона же, делая вид, что ничего не замечает, вдохновенно продолжила:
– А кто у вас сегодня по расписанию? А… Гриффиндор и Слизерин - пятый курс, Равенкло и Хаффлпафф - третий, Высшие Зелья - седьмой курс и… Гриффиндор и Слизерин – четвертый курс. Значит, можно сегодня рассчитывать на то, что вы дадите всем проверочную работу, и факультеты, против обыкновения, не лишатся огромного количества баллов?
Решившись, наконец, поднять глаза, она наткнулась на немигающий и полный презрения взгляд Снейпа.
– Мисс Грейнджер, – он тщательно выговаривал каждое слово, – а вы уверены в том, что это было именно слабительное, а не мозгоразжижающее?
– Да… То есть нет… а я-то здесь причем?.. А что?
– В таком случае, – он придвинул к ней свою тарелку с недоеденной овсянкой, – настоятельно рекомендую ее вам.
– Зачем? – не поняла женщина.
– Для прочистки мозгов! – рявкнул Снейп и стремительно покинул Большой Зал.
Ученики всех факультетов испуганно таращились на главный стол. МакГонагалл неодобрительно покачивала головой. «Как дети, ей-Богу!» – читалось в ее взгляде.

* * *

Гнусно, мелочно, подло… И так уже десять лет кряду! А в этом году только хуже. «Наверное, мужской климакс подкатывает – вот он и бесится», – в один голос заявили Джинни и Лаванда при последней встрече, посмеиваясь над жалобами подруги.
И как только они могли подумать, что обязаны этому человеку всем?! Да он всю жизнь заботился только о своей шкуре! Змей подколодный! Склизкий слизеринский червяк! Да сам Драко Малфой по сравнению со своим бывшим деканом – просто ангел бескрылый!
Наткнувшись на изумленные взоры семикурсников-хаффлпаффцев, Гермиона осеклась. Мерлин!.. Она произнесла всю эту прочувствованную речь вслух?! Да она с ума сошла! «Спокойно, Гермиона! Не забывай – у тебя урок». Напустив на себя самый невозмутимый вид, она произнесла:
– Вы что-то хотели спросить, мистер Броуди? Нет? А вы, мисс Делакруа?
Все, словно по команде, уткнулись в свои контрольные.
Вот так-то лучше. А то устроили здесь цирк! И она – главный клоун…
И так вот постоянно. Даже на праздники никакого послабления – ведь праздники все же! Но нет – все только хуже. Нет, подарки он ей, конечно, делает (работа МакГонагалл, не иначе) - с дежурной гаденькой усмешкой. Как это все унизительно!
Вы знаете, что он ей подарил на этот день рождения? Моток пряжи и набор вязальных спиц. Сказал: «Тридцать семь – это вам не шутки. Тут уже старость не за горами. Пора входить в образ. Кот у вас уже есть. А это так, для комплекта».
– Но мне исполнилось только тридцать шесть! – она намеренно игнорировала оскорбительную часть его выступления (как будто там было, из чего выбирать!).
– Ах, эти вечные глупые женские ужимки… А про хроноворот на третьем курсе забыли? Тридцать восемь. Год пролетит – и не заметите. А там и сороковник стукнет. И если вы до сих пор со всеми вашими ДАННЫМИ…
Уничижительный взгляд бесстыдно и неторопливо скользит вниз по всем выпуклостям и впуклостям ее фигуры – так, что краска стыда заливает ее лицо и нестерпимо хочется прикрыться руками.
– … не смогли заинтересовать ни одного мужчину… даже Уизли сбежал… Кажется, я все-таки недооценивал его умственные способности… Так вот, не вышло до сих пор, а дальше надеяться уже не на что. Особенно с вашей невыносимой тягой к лидерству и диктату.
В ушах звенит. Как во сне Гермиона видит, как цветы и подарки непрерывным водопадом сыплются на пол, ее рука резко взмывает вверх и с силой опускается на щеку Снейпа. «Хрясь!» - какой смешной звук! На бледном лице Снейпа моментально проступает отчетливый красный отпечаток ее ладони. Она же сама одновременно ощущает удовлетворение, опустошение и удивление. Неужели это она его так?
А вокруг – возмущенный ропот толпы. Преподаватели. И студенты. После обеда МакГонагалл задержала всех на несколько минут, чтобы они могли поздравить профессора Грейнджер с праздником.
Гул постепенно стихает и рядом раздается резкий голос директрисы:
– Все свободны! Прошу всех разойтись по классным комнатам! Уроков никто не отменял.
И когда почти все разошлись:
– Гермиона, дорогая, иди на занятия, а то опоздаешь! У тебя через минуту урок у шестого курса. Я с тобой поговорю позже. И вечером сладкий стол, ты не забыла?
Машинально кивнув и направившись к двери, Гермиона услышала, как тон Минервы из ласкового моментально становится ледяным:
– Северус, я жду тебя в своем кабинете. Немедленно!
Гад! Мерзкий слизеринский гад! Почему разум упорно отказывается выдавать эпитет более оскорбительный, чем «слизеринский»? Потому что этим уже все сказано?
На долгие два месяца воцаряется тишина. То ли потому что воспитательная беседа с директором возымела действие, то ли потому что Снейп понял сам, что хватил лишку.
С наступлением зимы в замок пришло оживление. В ожидании Рождества все радостно шушукались, украдкой показывали подарки, спорили о том, каким будет праздник в этом году. И Снейп оживился тоже. В своем понимании. Однажды, после особо безобразной ссоры, устроенной ими на педсовете, МакГонагалл попросила его покинуть помещение. Остаток совещания прошел на удивление мирно и, уже стоя на пороге, Гермиона услышала слова директрисы, обращенные к Флитвику:
– Филиус, вы не могли бы задержаться? Мне сестра прислала одно довольно любопытное издание… Хочу, чтобы вы взглянули.

------------------------

 

                               Оглавление                   Часть 2