Придира - Все по Гарри Поттеру: фанфики, фанарт, фото.. - Страсти по Драко

- Уф-ф, - вздыхает Рон, наполняя пузатую пивную кружку очередной порцией ледяного клюквенного морса. – Ну и жара!
- Рон, не охлаждай морс так сильно, - говорит Гермиона, не отрываясь от своей монографии, в которой она то и дело что-то правит длинным черным пером; в левой руке у нее кружка с давно согревшимся морсом. – Потом на тебя Антипростудного не напасешься.
- Как можно работать в такую жару, не понимаю, - говорит Рон, лишь бы что-то сказать, и подмигивает Гарри. Взмах палочки – и Гермионин напиток превращается в кусок розоватого льда. Она замечает это лишь через несколько минут, поднеся кружку к губам. «Ро-о-он», - укоризненно говорит она, но не продолжает выговор, а осторожно прижимает к холодному стеклу поочередно щеки и лоб.
Жарко. Охлаждающие заклинания не справляются со зноем, проникающим через тонкие деревянные стены Норы. То ли дело мощная каменная кладка Хогвартса. Гарри ловит себя на мысли, что неплохо было бы сейчас оказаться в слизеринских подземельях…
- Милый, - рука Джинни обвивает его шею. Они с Молли колдовали на кухне, готовя ужин. Больше добровольных помощников у старшей миссис Уизли не нашлось. Кухня после полудня – это маленький ад. Джинни пышет жаром, даже ее блузка кажется неимоверно горячей. А тонкая, легкая рука у Гарри на шее – тяжелой и влажной. Кожа под ней тут же начинает намокать и зудеть, и Гарри с извиняющимся выражением лица снимает с себя руку жены.
- Жарко, - улыбается он. И Джинни улыбается в ответ – жарко.
Клюквенный морс кислит на языке, даря обманчивую прохладу.

***

Днем позже жара не спадает. Комната на втором этаже придорожного мотеля переполнена духотой. Из распахнутого настежь окна долетает горячий ветер с запахом бензина и плавящегося асфальта. Двое сплелись в одно целое на кровати. Одеяло и подушки давно на полу, простынь держится из последних сил. На лишние движения нет сил – только на самые необходимые. Необходимые, как дыхание или как крошечная тучка на горизонте.
Гарри сверху. Он вколачивается в тело Драко, размеренно, тяжело дыша, и ему жутко неудобно, потому что он весь мокрый, и иногда капля пота срывается с кончика носа и падает вниз, на Драко, заставляя его уворачиваться. Это смешно, но смеяться слишком жарко. Потом сверху на какое-то время оказывается Драко, и выясняется, что все не так уж страшно, потому что он тоже мокрый и скользкий, несмотря на ледяную аристократическую сущность. Они стараются не соприкасаться ни руками, ни телами нигде, кроме как там, внизу, где жажда обладания, не сравнимая ни с какой иной жаждой, заставляет их прижиматься друг к другу как можно теснее, в обреченной изначально попытке стать единым.

Это началось одним послевоенным июлем, когда в Хогвартсе придумали новую традицию – ежегодно собираться в «альма матер» на встречи выпускников. Гарри отлично помнил, как увидел Малфоя под ручку с его Асторией, и какой-то дух противоречия заставил его, неприлично игнорируя друзей и однокурсников, весь вечер торчать рядом с Малфоем, втягивать того в разговор, выбирать интересные слизеринцу темы, пока Астория, не выдержав общества назойливого героя, не ушла поболтать с Панси. Но и после этого он не отстал, предлагая Малфою то вина, то прогулку к фонтану, пока тот не прервал его полуистерический монолог знакомым движением брови. «Тебе вообще чего надо, Поттер?» - спросил он прямо, глядя на Гарри с искренним интересом в глазах. Гарри пожал плечами, потому что сам не знал, за каким боггартом привязался к бывшему врагу. «Ну… давно не виделись», - предположил он, и Малфой рассмеялся звонким, совсем не малфоевским смехом. Как они оказались в «Кабаньей голове», Гарри хоть убей не помнил; может быть, по случаю праздника в школе сняли Антиаппарационные чары? Было очень жарко, июльская ночь накрыла мир удушливым покрывалом, и какого-то черта они трахались в крошечной комнатке трактира так, что к этому подходило только одно слово – «дорвались».
Они встречались нечасто, раз в два, три месяца; иногда отношения, если это можно было так назвать, охлаждались до почти нулевой отметки – обычно это случалось зимой; но наступал июль, и слепящее солнце снова заставляло искать… чего?
Друг друга, что ли.

Гарри в последний раз со стоном вжимается в Драко до предела и, не удержавшись, падает на него, содрогаясь в оргазме. Едва придя в себя, он пытается откатиться вбок, освободить Драко от самого себя, от тяжелого, разгоряченного, вспотевшего тела. Он помнит, что Малфой не выносит липкости, влажности и прочих последствий тесного физического контакта и после секса предпочитает первым делом душ, а не благодарящие за доставленное удовольствие поцелуи - в чем Гарри давно убедился на собственном опыте. Он уже приподнимается было, но Драко неожиданно обхватывает его руками, прижимает к себе тесно-тесно и замирает, не говоря ни слова. Гарри смиряется, ничего не понимая, и утыкается мокрым лбом во влажную простыню и такие же влажные малфоевские волосы. В комнате тихо, и он слышит тяжелый стук собственного сердца где-то в ушах, а потом чувствует такой же стук в груди, справа, и не сразу понимает, что это сердце Драко. Пот охлаждает тело; хорошо и не хочется размыкать объятий. «Остаться бы так навсегда», - мелькает в голове Гарри. Вкус клюквенного морса давно смыт поцелуями.

Солнце за окном все палит, нещадно, в полную силу.

T H E E N D